Книготорговец из Флоренции

Много позже Веспасиано составил жизнеописание Томмазо, пересыпанное занятными случаями и почтительными личными размышлениями. В 1446-м двадцатиоднолетний книготорговец даже стал по собственному почину посредником между Томмазо и Козимо, когда папа Евгений направил Томмазо, в ту пору епископа Болоньи, послом в Германию. Томмазо успел добраться до Флоренции, прежде чем сообразил, что из-за скудости средств не может ехать дальше. «Первыми его словами, обращенными ко мне во Флоренции, – писал Веспасиано, – были, что Евгений беден, а сам он еще беднее». Поэтому он попросил Веспасиано передать Козимо просьбу о (довольно щедрой) сумме в сто флоринов на расходы, которую Козимо охотно предоставил. Перед отъездом Томмазо в Германию Веспасиано завтракал с ним и отметил, что, поскольку был Великий пост, Томмазо ничего не ел и лишь выпил две маленькие бутылки вина, одну белого, другую красного, обе сильно разбавленные водой. «Об этом я сообщаю, – добавил Веспасиано, – дабы опровергнуть злобных завистников, лживо обвинявших его в пьянстве»[273].

Таким образом, Веспасиано оказался близким знакомцем правящего папы. Возвышение Томмазо привело к тому, что весной 1447-го Веспасиано отправился в Рим, где прежде не бывал. Николай принял его очень тепло. Новоизбранный папа сразу приметил юношу на еженедельной аудиенции. Он «громко сказал „добро пожаловать“, а затем велел подождать, ибо хотел поговорить со мною наедине». Через некоторое время слуга провел Веспасиано в озаренные свечами личные покои папы с балконом, выходящим в сад. Затем Николай пошутил, что во Флоренции наверняка дивятся, как простой священник-звонарь стал папой. Наверное, не менее удивительным было то, что мальчик-сирота из окрестностей Флоренции теперь дружит с его святейшеством.

Николай сказал Веспасиано, что в благодарность за прежнюю доброту – такую как сто флоринов на расходы – он намерен сделать Козимо своим банкиром. И более того, он велел Веспасиано просить, что пожелает. «Однако, не имея опыта, – писал Веспасиано, – я ничего не попросил». Одна просьба к папе у него, впрочем, нашлась – помочь другу, Пьеро Строцци, работавшему писцом. Николай охотно ее исполнил. Когда открылась бенефиция в Риполи под Флоренцией, папа, верный своему слову, назначил Пьеро приходским священником[274].

Папа Николай V (Томмазо Парентучелли): звонарь, избранный на папский престол

Николай пригласил Веспасиано провести ночь в папских покоях, извинившись за скудную обстановку и объяснив, что приближенные Евгения по давней традиции разграбили после его смерти дворец, вынеся все, включая кровати. «Он рассказал мне еще многое, – скромно написал Веспасиано в биографии Томмазо, – о чем я умолчу, дабы не казалось, будто я пишу не о папе Николае, а о себе»[275].

В 1447 году Рим в сравнении с Флоренцией должен был показаться Веспасиано нищим и полуразрушенным. Несколькими годами раньше Поджо озирал руины города с Капитолийского холма. «Это зрелище привлекало к себе взоры всего мира, но как оно утратило прежнее величие! Как оно изменилось! Как оно обезобразилось!» – сокрушался Поджо. Древние храмы стояли без крыш, заплетенные виноградом и заросшие колючими кустами, их камни расхитили для зданий по всему миру, включая Вестминстерское аббатство и Аахенский собор. По развалинам Форума бродили свиньи и буйволы, сенат являл собой навозную кучу. Великолепные здания древности «превратились в разбросанные по земле обломки, похожие на члены тела какого-то могучего гиганта»[276].

Конечно, часть древнего величия сохранилась, например термы Каракаллы, Пантеон (давно превращенный в церковь), а также многочисленные колонны и триумфальные арки. И был Колизей. Как гласила поговорка со времени Беды Достопочтенного: «Пока стоит Колизей – будет стоять Рим, когда падет Колизей – падет Рим, а когда падет Рим – падет весь мир»[277]. Увы, римляне совершенно не берегли здание, от которого зависит судьба мира. Оно служило каменоломней, рынком под открытым небом, а в случае семейств Франджипани и Аннибальди – крепостью, из которой совершались яростные набеги на противников.