Книготорговец из Флоренции

Двадцатиоднолетний султан Мехмед II достиг того, к чему мусульмане стремились восемь веков, с тех пор как арабы впервые осадили Константинополь. Захватить столицу Византийской империи не удалось ни прадеду Мехмеда, Баязиду Молниеносному, в 1390-м, ни его дяде Мусе́, напавшему на город в 1411-м. Не удалось это и его отцу, Мураду II, чье огромное войско подошло к стенам в июне 1422-го, вдохновленное заверениями прорицателей и астрологов, что Константинополь падет в этом году. Однако, когда после двух месяцев осады турки приготовились штурмовать стены, на укреплениях внезапно появилась женщина в пурпурном одеянии. Турки испугались и отступили. Богородица спасла город своим чудесным заступничеством.

Утром 29 мая 1453 года Пресвятая Дева не вышла на укрепления; напротив, все знамения предрекали победу султану. После пятидесятитрехдневной осады турецкие пушки ядрами в 1200 фунтов пробили наконец стену, и янычары, элитное подразделение Мехмеда, устремились в пролом. Императора Константина XI (младшего брата Иоанна VIII, умершего в 1448-м) «убили нечестивые турки, – писал позже Веспасиано, – а голову его насадили на пику и носили всем напоказ», в то время как «несчастные горожане и их жены умирали ужаснейшей смертью»[295].

Примерно две тысячи жителей – четверть оставшегося населения города – были перебиты. Тела бросили в Босфор; по выражению венецианского очевидца, отрубленные головы подпрыгивали на волнах, «как плывущие по каналу дыни»[296]. Те, кто уцелел, укрылись в Святой Софии, надеясь на пророчество: оно гласило, что турки, войдя в Константинополь, доберутся лишь до тридцатиметровой колонны на площади перед храмом; здесь на землю сойдет ангел с мечом и прогонит захватчиков. Но, как и Пресвятая Дева, ангел не появился. Янычары пробили четырехдюймовой толщины деревянную дверь и взяли в плен всех, кто укрывался в церкви. Позже один из греков – сторонников Унии – горько рассуждал, что, явись ангел и предложи он истребить турок на условии объединиться с латинянами, греки в храме отвергли бы его помощь. И впрямь, многие византийцы были такими ярыми противниками Унии, что, по их словам, предпочли бы лучше видеть в Константинополе турецкую чалму, чем папскую тиару[297].

Мехмед позволил своим воинам грабить Константинополь три дня при условии, что они не тронут здания и памятники. Дома, лавки и монастыри разорили, иконы уничтожили, из церквей вынесли потиры, кресты и реликварии. В надежде на поживу турки даже вскрывали гробницы. В усыпальнице венецианского дожа Энрико Дандоло, разграбившего Константинополь двумястами пятьюдесятью годами раньше, они не обнаружили ничего, кроме костей, которые выбросили на улицу псам.

В числе жертв были манускрипты. Византийский историк Михаил Критовул своими глазами видел, как, вытащив из окладов драгоценные камни, книги швыряют в огонь или топчут ногами. Уничтожались как церковные труды, так и сочинения Платона и Аристотеля. Многие итальянцы, узнав о взятии Константинополя, первым делом подумали о судьбе его огромного литературного наследия – «бесчисленных книг, еще неведомых латинянам», – как сокрушался поэт и дипломат Энеа Сильвио Пикколомини в письме папе Николаю V от 12 июля. «Увы, сколько теперь исчезнет великих имен! Это вторая смерть Гомера и Платона. Где теперь искать гениальные творения философов и поэтов древности? Кастальский ключ уничтожен»[298].

Через три дня папа получил еще более отчаянное письмо от критского гуманиста Лауро Квирини, друга кардинала Виссариона. Тот сообщал, что при разграблении города погибли по меньшей мере 120 тысяч книг – безвозвратная потеря для всего мира. «Имя Эллады стерто, – рыдал Квирини. – Исчезла словесность, озарявшая мир, та, что дала нам законы спасения, священной философии и прочих наук, украшающих человеческую жизнь». Ее безжалостно стер «грубый и варварский народ… исполненный коварства и злобы»[299].

Кардинал Виссарион был глубоко потрясен культурными последствиями того, что он выразительно назвал «падением Греции»[300]. В середине июля, через несколько дней после ужасных известий, он написал венецианскому дожу Франческо Фоскари, убеждая того вместе с другими христианскими государями выступить против турок, которые, говорил Виссарион, попытаются теперь захватить не только греческие острова, но и берега, омываемые Адриатикой, включая саму Италию.

Захватив Святую землю, мусульмане завладели родиной Иисуса Христа, теперь, взяв Константинополь – центр греческой культуры на протяжении более чем тысячи лет, – они подчинили себе отчизну Платона и Аристотеля. Античный мир, столь любимый Виссарионом и его флорентийскими друзьями, был, по его мнению, насильственно уничтожен варварским племенем. Турки-османы представлялись ему бичом цивилизации, подобно персам, которые угрожали древним грекам двумя тысячелетиями раньше. Современные европейцы, как и древние греки, олицетворяли цивилизованный мир Запада, османы и древние персы – восточное варварство[301].