Книготорговец из Флоренции

Утверждают также, что Мехмед зарыдал при виде разоренного Константинополя: «Какой город мы отдали на разграбление и опустошение!»[312] В ужасе от представшей ему картины он остановил грабежи после первой ночи. К историческим городским зданиям султан отнесся с величайшим уважением. Он сохранил название и Святой Софии (которая стала Айя-Софией), и самого города, который по-прежнему официально именовался Константинополем, хотя это название вскоре вытеснилось неофициальным «Стамбул» (от греческого эис тен полин, «в город»). Мехмед сберег прекрасные христианские фрески Святой Софии – Богородицу, Младенца Христа и прочие – и однажды резко упрекнул своего библиотекаря, вставшего на христианскую святыню, Камень Рождества. У себя во дворце Мехмед собирал и хранил реликвии и византийские скульптуры, в том числе порфировые саркофаги из церкви Святых Апостолов. Когда шелковица угрожала Змеиной колонне на ипподроме, он велел обрубить дереву корни. Да, он бесцеремонно сбросил с колонны перед Святой Софией восьмиметровую статую Юстиниана – колоссальный бронзовый император восседал на коне, держа в одной руке золотой шар, а другой угрожающе указывая на варварский восток. Мехмед снял ее с колонны по совету астрологов, утверждавших, что статуя – дурной для него знак, однако она точно не помогла беспомощным горожанам, укрывшимся в Святой Софии 29 мая.

В числе сокровищ Константинополя, которые Мехмед, судя по всему, постарался сохранить, была библиотека императорского дворца – или то, что от нее осталось. Пятнадцатью годами раньше испанский посол в Константинополе Перо Тафур описывал ее так: «…кругом скамьи, облицованные каменными плитами, и рядом с ними как бы столы, устроенные на низких опорах от конца до конца, также покрытые каменными плитами, на которых много книг, древних писаний и историй»[313]. Тафур не указал, насколько велико было собрание, и не оставил прискорбного перечисления хранившихся там книг. Впрочем, библиотека византийских императоров была лишь тенью своего былого величия, ибо ее долгая история трагична. Константин основал ее у себя во дворце после того, как в 330-м перенес столицу в город своего имени, и к моменту его смерти семь лет спустя там было почти семь тысяч книг. Его сын Констанций II еще расширил собрание и отвел для него несколько помещений. К 370-м император Валент держал семь antiquarii (копиистов древних текстов), из них четверо переписывали греческие сочинения, трое – латинские. Помимо прочего, в их задачу входило переносить содержимое папирусных свитков в пергаментные кодексы.

К середине пятого века императорская библиотека насчитывала примерно 120 тысяч томов, то есть была одним из лучших собраний латинских и греческих текстов в истории. Однако в 475-м в Константинополе случился пожар, и почти вся библиотека погибла. В следующие века ее мало-помалу воссоздавали, но к 726 году, когда вновь произошел пожар, в ней по-прежнему было меньше семи тысяч томов. Множество книг погибло в течение десятилетий иконоборческого безумия, когда император Лев III во исполнение заповеди «Не сотвори себе кумира и никакого изображения» приказал уничтожить все манускрипты с иллюстрациями – в том числе, как полагают, поэмы Гомера, написанные золотыми буквами, и Евангелия в золотых переплетах с драгоценными камнями. В следующие века императоры за недостатком собственных манускриптов вынуждены были по церковным и политическим вопросам обращаться к книгам из монастырских библиотек. В начале десятого века Константин VII, человек большой учености, начал скупать книги по всему миру. И вновь случилась катастрофа: в 1204-м библиотеку разорили крестоносцы. Век спустя ее остатки разместили в крыле императорского дворца, где их и видел Тафур в 1437-м.

Какие книги были в собрании и сколько из них уничтожили мародеры в 1453-м, можно только гадать[314]. Исидор Севильский не указывал, какие именно библиотеки были разграблены и сожжены, а слова о 120 000 рукописей – почти наверняка преувеличение, дабы вызвать праведный гнев. Кардинал Виссарион не называл числа утраченных книг и авторов, лишь горевал о потере «многих прекрасных творений богоподобных мужей прошлого»[315].