Книготорговец из Флоренции

Тем временем шли и другие приготовления к Крестовому походу. Кардиналы и послы разъезжали по Франции, Англии и Венгрии, добираясь даже до Шотландии в попытках собрать армию и пробудить боевой дух. Торговцы индульгенциями и сборщики церковных податей прочесывали Европу для сбора средств; немало было и самозванцев, которые обманом выманивали деньги у «набожных и невежественных людей»[395]. Проповедники убеждали паству жертвовать на защиту христианского мира и по возможности присоединяться к Крестовому походу. Во Флоренции доминиканский монах Джованни да Наполи вдохновил шесть тысяч человек пройти по улицам шествием в белой одежде с нашитыми на груди красными крестами «в знак готовности стать воинами веры»[396].

В Неаполе король Альфонс готовился принять крест – на этой церемонии он в присутствии папских чиновников и неаполитанской знати должен был торжественно поклясться, что выступит в Крестовый поход. Однако, когда пришел назначенный день, Альфонс усмотрел в формулировке клятвы некие юридические тонкости – «крючки и закорючки» вкупе с «каверзами… канонического права», из-за которых пошел на попятный и все отменил[397]. Лишь дипломатическое вмешательство Джаноццо Манетти (тот присоединился к королевскому двору в Неаполе и оттуда вел переговоры с Каликстом) позволило несколько недель спустя уладить дело. 1 ноября 1455 года, в День Всех Святых, Альфонс наконец принял крест.

Человек, спасший Крестовый поход, Джаноццо Манетти, в то время пятидесяти девяти лет от роду, был близким другом и наставником Веспасиано. Много лет он был в самом сердце флорентийского гуманистического движения и входил в число любителей премудрости, которые собирались в книжной лавке Веспасиано и «с упоением обсуждали важные вопросы». Сын одного из богатейших флорентийских купцов, Манетти учился вместе с Томмазо Парентучелли, позже стал его секретарем, а когда Томмазо избрали папой, переводил для него с греческого и древнееврейского. Чтобы посвящать достаточно времени научным штудиям, он спал не больше пяти часов в сутки. Подобно своим друзьям Поджо и Леонардо Бруни, Манетти был деятельным государственным мужем, служил флорентийским послом в Венеции, Генуе, Милане, Неаполе и Риме. Он взваливал на себя неблагодарные обязанности правителя флорентийских провинций, таких как Пистоя и Скарперия, где, по словам Веспасиано, «нашел полнейший беспорядок и смертельную внутреннюю вражду»[398].

Более всего Манетти знаменит трактатом «О достоинстве и превосходстве человека», который закончил в 1452 году и посвятил королю Альфонсу Неаполитанскому. Это посвящение было со стороны Манетти редкой дипломатической ошибкой, поскольку Альфонс тогда воевал с Флоренцией, и в городе заговорили об измене Манетти. Чтобы изготовить копию манускрипта, Веспасиано терпеливо дождался 1455 года и Лодийского мира. Как и «Королевские декады», этот манускрипт сделан изящно и мастерски, написан «новым античным письмом» и украшен орнаментом из белых вьюнков, на котором специализировался Веспасиано.

Трактат Манетти во многом отражает дух людей, которые собирались в лавке Веспасиано и под Крышей Пизанцев. Он представляет собой ответ на знаменитый труд, написанный в 1195-м молодым дворянином, кардиналом Джованни Лотарио, который позже стал папой Иннокентием III. Трактат кардинала Лотарио «О презрении к миру, или О ничтожестве человеческого состояния» проповедует мрачный взгляд на нашу земную жизнь: «Сотворен человек из пыли, из грязи, из пепла, а также из отвратительного семени, что еще более ничтожно». Если таково наше начало, писал Лотарио, то конец еще хуже, ибо человек обречен стать «пищей червей», «гниющей массой, всегда нечистой и зловонной»[399]. Манетти ехидно подытожил эту книгу в нескольких строках: Лотарио говорит о человеческой мерзости и убогости – «плевках, моче, кале, о кратковременности жизни, о старости, о разнообразных муках и горестях смертных, о различных заботах людей, о близкой смерти, о многочисленных мучениях и о многих подобных несчастьях человеческого тела».

Лотарио развивал христианскую мысль, что поскольку все земное тленно и преходяще, надо не услаждаться им, а собирать себе сокровища на небесах. Эту мысль можно найти у Екклесиаста («суета сует, – все суета!»), святого Августина («Ибо кто в состоянии, каким бы даром красноречия он ни обладал, изобразить несчастья настоящей жизни?»), у Фомы Кемпийского («Все земные удовольствия либо пусты, либо гнусны»)[400]. Стремиться надо лишь к вечной жизни на небесах. Все мирское презренно, жизнь на земле состоит из горестей и страданий.