Книготорговец из Флоренции

Книги «без числа», выпущенные Свейнгеймом и Паннарцем, особенно два издания Цицерона, выглядели вполне привычно для читателя манускриптов, вроде тех, что выходили из лавки Веспасиано. Немудрено, что Леонардо Дати и Леон Баттиста Альберти одобряли искусство книгопечатания. Переход от рукописных книг к печатным был для читателей совсем не таким радикальным, как переход от свитков к кодексам тысячей лет раньше. Первые печатные книги старались делать максимально похожими на рукописные, служившие для них образцом. У них были практически те же элементы оформления, включая во многих случаях рубрикацию и нарисованный от руки декор, – поля, иллюминированные инициалы, различные иллюстрации, которые добавлял миниатюрист, чтобы придать книге индивидуальность. По меньшей мере в одном экземпляре «О граде Божьем» из числа отпечатанных в 1467-м в Субиако добавлены орнаментальные поля с белыми вьюнками, как в манускриптах Веспасиано. Кто купил книгу, а затем отдал ее художнику для украшения, неизвестно, но этот человек наверняка видел или даже имел в своем собрании манускрипты, оформленные в таком стиле, и не исключено, что это были творения Веспасиано и его помощников.

Цицерон «Об ораторе», издание Свейнгейма и Паннарца 1465 года

Печатные книги не отличались от рукописных и материалом. Не было резкого перехода от пергамента к бумаге, как некогда от папируса к пергаменту. Как писцы порой копировали манускрипты на бумаге, так типографы иногда печатали на пергаменте. Из сорока восьми дошедших до нас экземпляров Библии Гутенберга тридцать шесть напечатаны на бумаге (включая те, в которых инициалы и декор нарисованы от руки), двенадцать – на пергаменте. Если предположить, что соотношение 3:1 верно для всего тиража, то Гутенберг, вероятно, отпечатал на пергаменте около сорока Библий. Библии Гутенберга настолько походили на манускрипты, что, по легенде, Иоганн Фуст продавал их по стоимости рукописных[532]. Франческо Филельфо, например, обмануть было бы нетрудно. Увидев в Риме книги, напечатанные Свейнгеймом и Паннарцем, он восхищенно заметил: «Можно подумать, что они вышли из-под пера самого аккуратного копииста»[533].

Изданные в 1467-м году в Риме Цицероновы «Письма к близким» очень походили на манускрипты Веспасиано, так что легко могли ввести в заблуждение даже опытного читателя, вроде Филельфо. Мало того что Свейнгейм и Паннарц выбрали труды Цицерона, можно сказать, воруя идеи у таких, как Веспасиано, они еще и во всем подражали гуманистическим манускриптам. Шрифт, которым они печатали в Субиако, можно назвать полуготическим – буквы в нем, несмотря на некоторые уступки гуманистическому письму, обнаруживают свое немецкое происхождение чуть большей толщиной и заостренностью. Однако в Риме Свейнгейм и Паннарц изготовили пуансоны и матрицы «античных букв», почти наверняка взяв за образец гуманистический манускрипт. Шрифты Гутенберга, разработанные Шёффером, имитировали «текстуру», готический шрифт средневековых немецких монахов. А вот ювелир, создававший матрицы в Риме в 1467-м, воспроизводил изящные буквы, которые ввел Поджо Браччолини и которыми писали сер Антонио ди Марио, Герардо дель Чириаджо и Пьеро Строцци. Печатники к югу от Альп выбрали «античное письмо» флорентийских гуманистов. В честь Поджо и писцов Веспасиано этот изящный стиль по справедливости следовало бы назвать флорентийским. Однако он получил название романского – по тому выбору, который сделали Свейнгейм и Паннарц.

Так что при беглом взгляде на Цицероновы «Письма к близким», напечатанные Свейнгеймом и Паннарцем, можно было не заметить ничего особенного – просто манускрипт, написанный талантливым писцом с очень четким и разборчивым почерком. Однако в конце книги печатники гордо (и впервые) указали свои имена в колофоне: «Сей замечательный труд Конрад Свейнгейм изготовил вместе с Арнольдом Паннарцем».

Многие читатели соглашались, что новый метод изготовления книг – замечательный и даже чудесный. «Этому человеку не нужно перо, – восхищался итальянский кардинал. – Он печатает за день столько, сколько и за год не написать»[534]. В следующие несколько лет различные епископы, ученые, врачи, учителя и монахи объявят книгопечатание «священным искусством», «новым и почти божественным письмом», чем-то «сошедшим из небесных клуатров», «чудом, неслыханным в прежние века»[535]. Скорость, с которой можно производить книги, их число и относительная дешевизна в сравнении с манускриптами – все обещало, что знание распространится вдаль и вширь и каждый, даже бедняк, сможет владеть библиотекой. Тьма рассеется, и наступит, как напишет монах в 1476-м, salutem in medio terre – спасение посреди земли[536].

Глава 17 Лучшая библиотека со времен древности