Книготорговец из Флоренции

Конклав собрался жарким августом 1464 года в ватиканской капелле; двери и окна заперли, дабы кардиналов ничто не отвлекало. Их выбор пал на «венецианского кардинала» – сорокасемилетнего Пьетро Барбо, племянника Евгения IV. Перебрав несколько вариантов (в том числе Формоз – «красивый», от которого мудрые головы его отговорили), новый папа взял себе имя Павел II.

Кардинал Барбо не отличался любовью к учености и книгам. Он собирал монеты, драгоценные камни и древности, но, если не считать этих побрякушек прошлого, античной историей не интересовался. Успехами в учебе не блистал и любви к гуманитарным штудиям не выказывал, хотя, как племянник Евгения, много времени провел во Флоренции периода гуманистического расцвета 1430-х и учился в том числе у Георгия Трапезундского. Презрение нового папы к ученым выразилось в том, что он чуть ли не первым делом уволил секретарей, включая (как заметил один из пострадавших, Бартоломео Платина) «поэтов и ораторов, в той же мере бывших украшением двора, в коей двор был им честью». В юности Платина служил наемником и успел повоевать под началом Франческо Сфорца и Никколо Пиччинино. Не в его характере было прощать обиды, так что он возглавил мятеж против папы – двадцать дней кряду вместе с другими уволенными секретарями шумел под стенами Ватикана, а также написал памфлет с требованием созвать собор, чтобы реформировать церковь. За это Павел бросил Платину в тюрьму и держал его в цепях «среди зимы, без огня, – жаловался Платина, – в высокой башне, открытой всем ветрам, четыре месяца»[521][522]. Платине еще повезло; один придворный сообщает, что его святейшество подумывал отрубить смутьяну голову.

Примерно в то же время, когда Павел II стал папой, в Риме появилась диковинка. В числе первых, кто с ней познакомился, были ученый Леонардо Дати, выпускник Студио Фьорентино, и его друг, тоже гуманист, Леон Баттиста Альберти. Однажды они гуляли по ватиканским садам. «По обыкновению, мы обсуждали литературу», – писал Альберти. Разговор зашел об изобретении, которое обоих заинтересовало и, по-видимому, обсуждалось тогда в Риме, причем мнения разделились: кому-то оно нравилось, кому-то нет. Альберти и Дати были в числе тех, кому оно нравилось. Альберти написал, что оба они «весьма одобрили немецкого изобретателя», который придумал «оттискивать буквы», так что теперь «три человека за сто дней могут изготовить двести копий текста»[523].

Альберти, вероятно, слышал о немецком изобретателе как об «удивительном человеке», которого в 1454-м встретил на Франкфуртской ярмарке Энеа Сильвио Пикколомини. Они с Дати, возможно, даже видели своими глазами чудесное изобретение либо его продукцию. Ибо через десять лет после своего появления в Германии печатный станок добрался до Италии.

«Беззаконный Майнц», – сказал как-то папа Пий II о городе на Рейне[524]. У него были все основания вспомнить эти слова в 1459 году, когда Майнц стал центром антипапского раскола.

Священная Римская империя не меньше Италии страдала от кровавых междоусобиц. Ее правители – князья, маркграфы, архиепископы – делились на два лагеря. Один лагерь стоял за папство, другой требовал созвать собор, как четыре десятилетия назад в Констанце, и реформировать церковь. Высокопоставленный майнцский прелат выразился об этом так: «Церковь забирает у нас деньги, как ей вздумается, будто мы варвары», и добавил, что некогда великая Священная Римская империя «теперь унижена до нищеты, рабства и уплаты дани»[525].

Положение обострилось, когда в 1459 году умер архиепископ Майнцский, сторонник реформ. По словам Пия, то был «невежда, развращенный похотью и разгулом»[526]. Однако человек, пришедший ему на смену, был, на взгляд папы, еще хуже. Нового архиепископа, Дитера фон Изенбург-Бюдингенского, Пий считал испорченным и вероломным властолюбцем. Дитер держался реформистского курса и отвергал финансовые требования Рима – например, отдать десятую часть всех доходов архиепархии на Крестовый поход. Он отказался отдавать «плату за паллий» – длинную белую ленту, которую архиепископы носят на плечах. Каждый новый архиепископ должен был платить за паллий крупную сумму, которую в случае Дитера Пий еще и удвоил. Дитер требовал созвать собор, жалуясь, что «весь германский народ» обременен поборами папского двора в Риме[527]. Пий, разумеется, разгневался и в отместку низложил Дитера, а на его место назначил конкурента – Адольфа II Нассауского. Дитер отказался признать себя низложенным и заручился поддержкой большинства жителей различными популистскими мерами – в частности, отменил привилегии церковников, в том числе освобождение от налогов.