Книготорговец из Флоренции

Фичино, без сомнения, не меньше Козимо мечтал прочесть этот трактат, хотя многие богословы относились к Гермесу с подозрением – даже с бо́льшим подозрением, чем к Платону[503]. В «Асклепии» описывалась религия древних египтян с особым упором на то, как при помощи чар оживлять идолов. Августин даже заметил неодобрительно, что Гермес «говорит как друг этих самых демонских глумлений»[504]. В Средние века его знали как знатока алхимии и магии. Доминиканец Альберт Великий (у которого учился в Париже Фома Аквинский) предостерегал от опытов с его дьявольскими заклинаниями. Впрочем, не все были так суровы. В «Божественных установлениях», написанных в начале четвертого века, христианский автор Лактанций хвалит Гермеса как предвестника христианства.

Фичино крепко ухватился за эту похвалу Лактанция. В предисловии к переводу четырнадцати герметических текстов – который озаглавил «Книга о силе и мудрости Бога, именуемая Поймандр» – он обильно цитирует из приведенной у Лактанция биографии, которая сама во многом позаимствована из сочинения Цицерона «О природе богов». Согласно Цицерону, Гермес – герой, который убил многоглазого Аргуса и бежал в Египет, где под именем Тот дал египтянам законы и письменность; после смерти его почитали как бога и воздвигли ему множество храмов. В какой мере Фичино действительно верил этому мифическому рассказу – вопрос открытый, хотя слова Цицерона и Лактанция имели большой вес. Главным для Фичино было другое: Гермес Трисмегист признается важнейшим богословом древности. Он называл Гермеса «первым богословом», ибо Гермес «первым премудро заговорил о величии Божьем». Его учение развивали и продолжали другие древние авторы и мыслители: от Орфея, «стоящего средь древних богословов вторым», через Мусея, Пифагора и Филолая, «наставника нашего божественного Платона»[505].

Получалось, что единая богословская традиция текла через века от Гермеса Трисмегиста к Платону и дальше к христианству, а значит, истоки христианства восходят к Гермесу. Фичино утверждал, что Гермес предвидел рождение Христа, Воскресение и Страшный суд. А то, что многие фразы и положения «Герметического корпуса» (рассказ о Сотворении мира, описание крещения) можно найти в Библии, еще больше убеждало в его согласии с христианством.

Теперь мы знаем, откуда взялись эти удивительные текстуальные совпадения. В 1614 году французский протестант Исаак Казобон доказал, что весь «Герметический корпус» составлен около 300 года н. э., на тысячу лет позже, чем полагали в пятнадцатом столетии. Однако Фичино этого не знал, и манускрипт Козимо произвел на него сильнейшее впечатление. У Гермеса он нашел тему, которая будет занимать его до конца жизни, – место человека по отношению к Богу.

Обычно говорилось о том, что человек бесконечно отстоит от Бога. Хотя в первой главе Бытия и сказано, что «Бог сотворил человека по своему подобию», из-за грехопадения между ними разверзлась непреодолимая пропасть. В 1215-м Латеранский собор постановил: «Невозможно больше отметить сходство между Творцом и тварью, чтобы различие между ними не стало еще более явным»[506]. Однако в писаниях Гермеса упор сделан не на различии, а на сходстве, и человек описывается как своего рода земной бог. «Великое чудо – человек, существо, достойное уважения и обожания, – восторгается Гермес. – Ибо он занимает в божественной природе такое место, как если бы сам был богом»[507].

Десятилетием раньше Джаноццо Манетти превознес это богоподобное существо в трактате «О достоинстве и превосходстве человека» и в подтверждение своих слов даже цитировал Гермеса Трисмегиста и диалог «Асклепий». Фичино развил идею о достоинстве и превосходстве человека еще дальше. Он считал, что воображение делает человека самостоятельным творцом – богоподобным поэтом, архитектором, художником или музыкантом. С помощью Гермеса Трисмегиста Фичино взял падшего средневекового человека, жалкого и презираемого, и вознес на пьедестал, где его творениям будут поклоняться.

Фичино закончил перевод «Герметического корпуса» весной 1463 года и преподнес Козимо, написав в посвящении, что тот мудр, благочестив и велик, как Гермес Трисмегист. За это он получил в подарок еще один дом, виллу в Кареджи, рядом с загородным имением самого Козимо. Там-то он взялся наконец за кодекс Платона, полученный восемь месяцев назад.