Веспасиано оказался в трудном положении. Он пользовался покровительством короля Альфонса. Его репутация сторонника Альфонса, а затем и Ферранте была такова, что один поэт пошутил: мол, у его лавки «арагонская дверь», куда заказан вход «галльскому сброду», то есть сторонникам Анжу[496]
. Веспасиано был знаком с несколькими неаполитанскими послами во Флоренции, иногда посещал их вскоре после приезда в город. Более того, он дружил с союзниками и сторонниками Арагонской династии – Джаноццо Манетти (которого Альфонс приютил в 1455-м) и Козимо Медичи. Другой его постоянный клиент, Алессандро Сфорца, правитель Пезаро, в 1462 году оставил свою великолепную библиотеку, для которой Веспасиано сделал множество книг, и отправился в Неаполь сражаться на стороне короля Ферранте.Феррарский посол даже сообщал, что Веспасиано
Однако при всех своих арагонских связях Веспасиано был не чужим и в анжуйском лагере. Он близко дружил с Пьеро Пацци и еще ближе – с братьями Аччайоли. Хрупкий итальянский мир трещал по швам, друзья и покровители Веспасиано перессорились между собой насмерть, и ему предстояло как-то между ними лавировать.
Глава 15
Гермес Триждывеличайший
Не одного Веспасиано призвали в 1462-м в Палаццо Медичи. В начале сентября того же года двадцативосьмилетний Марсилио Фичино жил в глухой тосканской провинции. От Фильине-Вальдарно (примерно в двадцати милях к юго-востоку от Флоренции) до его дома в деревушке Сан-Лео-а-Челле надо было два часа идти пешком по пыльной дороге сперва между виноградниками и полями с редкими кипарисами и дубами, затем через лесистые холмы. Дом принадлежал отцу Марсилио и стоял в конце дороги, среди леса у подножия холмов – уединенный уголок, будто созданный для занятий философией.
Фичино взял арфу, которую называл своей «орфической лирой», и начал для поднятия духа играть и петь. Он верил, что музыка прогоняет меланхолию, особенно ту, что вызывается черной желчью, – именно ей подвержены ученые. Его вдохновенным декламациям предстояло вскоре войти в легенду. Перебирая струны «сладкозвучными перстами», он доводил себя до исступления и, как некогда Орфей, мог голосом зачаровывать африканских львов и двигать горы на Кавказе, – по крайней мере, так уверял позднее один из слушателей[498]
.В тот день в начале осени 1462-го Фичино погрузился в транс и обратился к космосу «как стражу и хранителю всего сущего». Очень скоро в дверь постучали – принесли письмо из Флоренции. В этом письме его отец сообщал о планах Козимо Медичи. Фичино верил, что посредством музыки можно умерять влияние планет и что именно такое действие возымел его орфический ритуал, – ответом на обращение к космосу стало послание от другого «хранителя всего сущего», Козимо, чье имя созвучно слову «космос». Отец писал, что Козимо заинтересовался учеными занятиями молодого человека и готов щедро его обеспечить, а также отдать ему для перевода «Платоновы тома» – манускрипт всех сочинений Платона[499]
.Козимо явил добродетельному и многознающему «мессеру Марсилио» великую щедрость – подарил дом во Флоренции, дабы, как позже вспоминал Веспасиано, «помочь ему в нужде»[500]
. Впрочем, осенью 1462 года Фичино за Платоновы тома не взялся. Козимо, старый, больной, чувствующий близость смерти, передумал почти сразу после того, как вручил ему бесценную книгу. Поскольку время поджимало, он велел Фичино отложить Платона и взяться за перевод другого кодекса. В этом кодексе, который Козимо желал прочесть даже больше, чем Платона, содержались, как вскоре увидел Фичино, «все законы жизни, все принципы естества, все тайны богословия»[501].Не только кардинал Виссарион разыскивал манускрипты на Востоке. Козимо тоже отправлял своих агентов за книгами, и примерно в 1460-м один из них, монах Леонардо да Пистойя, привез из македонского монастыря кодекс с давно утраченным «Герметическим корпусом» – учением египетского мудреца Гермеса Трисмегиста (Триждывеличайшего), жившего, как полагали, во времена Моисея. Гермеса упоминали ранние христианские авторы, например святой Августин, знавший его писания из латинского пересказа, диалога «Асклепий», однако найденные в Македонии четырнадцать трактатов никто не видел по меньшей мере тысячу лет. Козимо решил, что их перевод нужен ему в первую очередь, дабы припасть к самым истокам мудрости. Как он знал из Диогена Лаэртского, Платон ездил в Египет «к вещателям». Согласно Диогену, там он заболел и жрецы исцелили его морской водой[502]
.