Читаем Книжка-подушка полностью

Михаил Сергеевич Горбачев, хоть и пожилой, и отставной, и никому сегодня не нужный, а все же царь. Живой русский либеральный царь. Для депутатов здесь каждое слово вопиет. Если русский, значит не либеральный. Если либеральный, значит не царь. Если либеральный царь, то не живой. Вместе эта конструкция для них невыносима, как ножом по стеклу. Обращение к прокурору с требованием возбудить уголовное дело это, конечно, попытка депутатов убрать когнитивный диссонанс. Для того ли зачищали поляну, чтобы на ней такое торчало? – она должна быть сверкающе пустой.

Самое время сказать: дорогой Михаил Сергеевич, мы Вас очень любим и ценим, мы бесконечно Вам благодарны, Вы – лучшее, что здесь есть.

11 апреля

«Пишут, харьковский „Беркут“ перешел на сторону народа. И М. О. перешел на сторону народа. Ну, а я давно уже стою на стороне народа; недаром ведь разночинцы рассохлые топтали сапоги, сами понимаете. Как это сладко, как дивно – быть на стороне народа!»

Это не пародия, не стеб, не троллинг, это совершенно серьезно написано, с чувством, с пафосом, с подъемом. «Русская весна» у них такая. И ведь столько над этим смеялись и 50, и 100, и 150 лет назад, навзрыд смеялись, хохотали до обморока, до боли в животе, вся русская литература, как раз в разночинную эпоху – и зло, и убийственно, и мягко-добродушно, потому что совестно стало обличать такой очевидный вздор как хождение в народ и стояние на его стороне. И сейчас, тьфу, неловко даже произносить эти банальности: на своей стороне надо стоять, на своей, ни на чьей другой, свою сторону иметь, а иначе жить зачем?

19 апреля

Великая Суббота.

Прекрасных Оплакиваний очень много, так много, что не выбрать. Решил поставить самое привычное и родное, наше эрмитажное, с детства любимое Оплакивание Веронезе. Меня к нему всегда водила двоюродная бабка, сестра деда, тетя Катя, и как-то сказала: «Когда я умру, не вздумай плакать. Смерти нет. Видишь, тут это все знают. Смотри, как Ангел Христа ведет, осталось сделать только шаг». И, действительно, один шаг – усилье Воскресенья.

25 апреля

Ходил вчера на юбилей «Афиши» – людно, шумно, бессмысленно, как и все мероприятия на тысячу человек. Но! Толпа, в которой нет агрессии, доброкачественные девочки и мальчики, без внутренней Мизулиной, без ею пущенных метастаз, без тягостного хамского уродства, благообразно постаревшие хипстеры и хипстерши, неотличимые от тех, что в Берлине, Париже, Милане. Не было такой толпы в моей юности. Она возникла благодаря разным усилиям сегодня повсеместно обсираемых девяностых. Ну и, конечно, Илья Осколков-Ценципер, создатель «Афиши», любовно завершил оформление. Даже если ее сейчас слопает-таки поганая, гугнивая, родимая, как чушка – своего поросенка, и она растворится, исчезнет в России-не-Европе, все равно спасибо всем либеральным гнидам за эту ласковую ошибку.

27 апреля

Посмотрел я, как всегда с опозданием, сильно перехваленный «Отель Будапешт». Ничего плохого в нем нет, снят бодро, стоит пойти только ради Тильды Суинтон, не побоявшейся сыграть восьмидесятилетнюю старуху. Но про европейскость европейской культуры есть фильмы гораздо лучшего качества. Вспоминать их не к месту и неловко как-то. В ресторане выступает певица – небездарная, голосистая, поет не тошнотворную попсу, а хорошие старинные романсы – душераздирающе поет, навзрыд, чего еще надобно?

Не станете же вы говорить, что Обухова Надежда Андреевна то же самое пела лучше. Глупо выйдет. Ну, Обухова. Ну, Надежда Андреевна. Ну, лучше. Зато какое тут пхали, какой шашлык! Водка запотела, огурчики хрустят. А солянка? Песня, а не солянка, настоящая, с каперсами, и слезы в нее сами льются из глаз, текут и капают.

30 апреля

Наш патриот – шарманщик, всегда поет песнь жалостливую, минорную, про униженного и оскорбленного русского человека, мировой закулисой опутанного, чмокающим Гайдаром раздавленного, но всегда же, как по щелчку, меняет регистр, переходя в неистовый мажор с одним и тем же мессиджем Кирюхи из чеховской «Степи».

«Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва! – запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и, казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость».

1 мая

«Как вы можете чирикать о Тициане, когда страдает так народ?» Наш человек, родная предъява. Чувства бывают только общими, если шагать, то строем. Рыдать дружно и хором смеяться, и ликовать всем колхозом. А те, кто оппортунистически задумались или вдруг нюхают розу, они национал-предатели. Розы не пройдут!!! И три восклицательных знака для гулкости. Любой крымнаш можно пережить, не будь там этой гулкости. Но ведь в ней весь смысл. Крым не цель, цель – эхо. Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга.

1 мая

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука / Публицистика
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное