Читаем Книжник полностью

— Господу можно служить и по-другому, Марк.

— Назови мне хоть что-нибудь такое, что я могу, чтобы это было хоть кому-нибудь

нужно!

— Ты три года следовал за Иисусом и апостолами. Был в Гефсиманском саду в ночь, когда схватили Иисуса. Напиши о том, что видел и слышал. — Я положил руку ему на плечо.

— Ты можешь посидеть, подумать, а потом все записать. Ты расскажешь всем о том, что

38

делал для людей Иисус, о чудесах, которые ты видел.

— Это ты у нас книжник.

— Ты был при этом. А я — нет. Твое свидетельство очевидца поможет другим поверить

истине: что Иисус — Господь. Он — Бог с нами.

Иоанн Марк призадумался:

— Иисус говорил, что пришел не для того, чтобы Ему служили, а чтобы другим

послужить и отдать свою жизнь для искупления многих…

Заговорив об Иисусе, молодой человек изменился в лице. Он знал Господа лично — это

приносило ему успокоение. Никто бы не усомнился ни в любви Марка к Иисусу, ни в мире, который давали ему отношения с Ним.

— Напиши о том, что знаешь сам, чтобы и другие могли узнать Его.

— Это я могу, Сила, но я хочу делать не только это. Не желаю больше убегать и

прятаться. Мне хочется говорить людям об Иисусе — людям, которые никогда даже

представить не могли такого Бога. Только я чувствую, что пока… не готов.

Я знал: придет день, когда Марк будет твердо стоять перед толпой и бесстрашно

проповедовать об Иисусе — Спасителе и Господе всего сущего. И уверил его в этом. Богу

еще понадобится его пламенное сердце служителя. Жизнь Марка, подобно моей, проходила в

синагогах, у ног учителей. Но его прежняя ученость была чужда миру рынков и площадей, не

простиралась до Кесарии и за ее пределы.

— Если хочешь проповедовать язычникам, Марк, тебе мало просто говорить на их

языке. Ты должен научиться думать по-гречески. Чтобы это было для тебя так же

естественно, как на еврейском или арамейском.

— А ты мне поможешь?

— С этого дня мы с тобой будем говорить между собой по-гречески.

Так мы и делали, хотя его мать кривилась всякий раз, слыша, как сын говорит на языке

необрезанных язычников.

— Знаю, знаю, — воскликнула она однажды, позволив себе перед тем усомниться в

моей мудрости на этот счет. — Если они поймут, кто такой Иисус и признают его Господом и

Спасителем, то перестанут быть гоями; а будут уже христианами.

Бывало, старые предрассудки пытались взять верх над верой в учение Христа.

— В глазах Каиафы и прочих, мама, мы сами гои, не лучше греков и римлян, — вступил

в разговор Иоанн Марк.

— Ты подслушивал у дверей!

— Тебя и так везде слышно. Старое прошло, мама. Христиан не разделяют ни народы, ни культуры, ни сословия.

— Умом-то я это знаю, а вот сердце порой не поспевает. — Встав на цыпочки, она

положила руки ему на плечи. Он наклонился, и мать поцеловала его. — Вот тебе мое

благословение. Ну, идите.

Она помахала вслед нам обоим.

Павел и Варнава писали нам из Антиохии Писидийской, где проповедовали в

синагогах. Некоторые иудеи слушали и уверовали, многие — нет. Несколько таковых

подговорили набожных женщин из влиятельных семей и начальников города и устроили

беспорядки. Павел с Варнавой были изгнаны прочь.

«Куда бы мы ни пошли, везде за нами следуют некоторые иудеи, твердо решившиеся

воспрепятствовать нам проповедовать Христа Мессию в синагогах…»

Даже когда они отправились в Иконию и проповедовали язычникам, эти враги явились

и там, чтобы отравлять умы, выступая против Слова. Павел, как всегда, уперся накрепко: — Мы останемся, доколе Богу будет угодно, и будем проповедовать Христа распятого, погребенного и воскресшего.

Они пробыли в Иконии долго, пока иудеи и язычники, объединившись, не составили

замысел побить Павла камнями. Павел с Варнавой бежали в Листру, потом в Дервию.

Невзирая на риск, они продолжали проповедовать. В Листре они исцелили калеку от

39

рождения, и греки сочли их богами. Павел и Варнава пытались удержать народ от

поклонения им, а иудеи, пришедшие из Антиохии, воспользовались этой возможностью

настроить толпу против них.

«Толпа побила Павла камнями», — писал Варнава. — «Иудеи из Антиохии вытащили

его тело за городские ворота и там бросили. Мы все собрались вокруг него и стали молиться.

Когда Господь воскресил его, наш страх и отчаяние улетучились. Мы вернулись в город, и ни

иудей, ни язычник не смел Павла и пальцем тронуть. Слава Господу! Друзья перевязали раны

Павла, и мы отправились в Дервию и проповедовали там, а потом возвратились в Листру, чтобы помочь укрепиться верующим, назначить старших и увещевать наших братьев и

сестер твердо держаться веры пред лицом испыта ний…»

Следующее письмо пришло из Памфилии. Они проповедовали в Персии и Атталии.

Писали и другие. «Павел и Варнава вернулись на корабле в Сирийскую Антиохию…»

Эти сообщения весьма воодушевили Иерусалимскую церковь.

Однако не обошлось без неприятностей. В среду учеников вкралось лжеучение. По

возвращении в Антиохию Павел с Варнавой обнаружили, что вере и язычников, и иудеев

грозит опасность. Они отправились в Иерусалим, чтобы обсудить вопрос, успевший уже

внести разлад в отношения между братьями.

— Некоторые христиане из Иудеев учат, что язычники должны обрезаться, чтобы

спастись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее