служанку открыть, но она метнулась назад.
— Там Петр.
— Рода, ты в своем уме?
— Я узнала его голос.
— Как он может стоять у ворот, когда сидит на цепи в темнице?
Стук повторился, на сей раз еще настойчивей. Открывать пошли мы с Клеопой. Это
был Петр собственной персоной, все тот же бесстрашный здоровяк! Смеясь от радости, мы
распахнули двери и готовы были во весь голос крикнуть остальным, но ему хватило ума
остановить нас:
— Меня будут искать.
И что за историю он нам поведал!
— Я спал между двумя стражниками и внезапно проснулся, как будто кто-то толкнул
меня в бок. И там, прямо посреди моей камеры, стоял ангел Господень. От него шло сияние.
Цепи упали с рук, дверь открылась. А я сижу! — Он расхохотался. — Ему пришлось
поднимать меня: «Вставай скорее! Одевайся и ступай за мною». Так я и сделал. Мы прошли
через стражу, к никто нас не заметил. Никто! Он вывел меня к воротам. — Тут Петр широко
раскинул руки. — И они отворились! Сами собой! Мы вышли, прошли одну улицу, и ангел
исчез. Я думал, что мне это снится! — Он снова разразился смехом.
Мы все тоже рассмеялись.
— Если тебе снится, значит, нам тоже!
— Мы должны передать остальным, что ты в безопасности, Петр.
— Потом, — сказал я. — Сначала надо вымести его из Иерусалима, пока Ирод не
послал солдат его искать.
Ирод и вправду искал Петра, но поиски не дали никакого результата, и вместо него
распяли двух стражников — за нарушение служебного долга — и оставили их тела гнить на
Голгофе.
В Иерусалим возвратился Иоанн Марк, и Мария пришла ко мне поговорить. Ее муж
знал моего отца.
— Сила, ему стыдно. Он считает себя трусом. Не хочет рассказывать мне, что
случилось в Пергии. Может быть, тебе скажет.
Когда я пришел к ним домой, Иоанн Марк прятал взгляд.
— Это мать тебя позвала?
— Она посчитала, что тебе проще будет поговорить со мной.
Он схватился за голову.
— Я думал, смогу — и не смог. Струсил — как в ту ночь, когда стражники пришли за
Иисусом. — Он поднял глаза на меня. — Я ведь убежал тогда. Ты знал об этом? Меня
схватили, и я так вырывался, что моя одежда осталась у них в руках. И я убежал. Бежал и
бежал. — Он закрыл лицо руками. — Пожалуй, я до сих пор бегу.
37
— Все тогда оставили Его, Марк. Я отверг Его — помнишь? И признал, только когда
снова увидел живым.
— Ты не понимаешь! У меня была возможность доказать свою любовь к Иисусу, а я не
смог. Павел хотел идти дальше. Я сказал Варнаве, что с меня хватит. Павел меня до смерти
перепугал. Я хотел домой. Не очень-то по-мужски, верно?
— Кто такой Павел?
— Савл из Тарса. Он называет себя греческим именем, чтобы греки его слушали. — Он
встал и принялся ходить взад вперед. — Он вообще никого не боится! В Пафе у тамошнего
проконсула, Сергия Павла, был волхв чародей, еврей по имени Елима. Проконсул к нему
прислушивался, и тот ему на нас наговаривал. Я думал, нас посадят в тюрьму. Мне хотелось
убраться оттуда подобру поздорову, но Павел и слышать об этом не хотел. Он настоял, чтобы
мы вернулись. Не желал слушать никаких доводов.
— И что?
— Обозвал Елиму мошенником! Тот, конечно, и есть мошенник, но заявить такое перед
проконсульским судом? И этого было мало. Он еще сказал, что Елима — отъявленный лжец и
сын дьявола. И вот, значит, Елима призывает на нас всяческие проклятия, а Сергий Павел
багровеет на глазах. — Он шагал по комнате туда-сюда. — Он уже кликнул стражу, и я
подумал: Ну все. Вот мне и конец. И тут Павел указывает на Елиму и говорит, что рука
Господа против него и поразит его слепотой. И тот вдруг ослеп! Стражники так и отскочили
от нас. А Елима мечется и зовет на помощь. — Иоанн Марк на мгновение замолчал. — Проконсул так побелел, что мне показалось, он прямо там и помрет. Но потом он стал
слушать Павла. Боялся не слушать.
Иоанн Марк расстроено всплеснул руками.
— Он даже устроил пир, и Павел с Варнавой всю ночь проговорили с ним об Иисусе и
о том, как он может спастись от грехов. А у меня было одно желание — поскорее унести
оттуда ноги и вернуться домой!
— Так что, Сергий Павел уверовал?
Иоанн Марк пожал плечами.
— Не знаю. Он пришел в изумление. Значит ли это «уверовал»? Одному Господу
известно. — Он фыркнул. — Может, он решил, что Павел — чародей посильнее Елимы.
— А как ты добрался до дома?
Он снова сел и сгорбился.
— Мы отплыли из Пафа. Когда прибыли в Пергию, я попросил у Варнавы денег на
обратный путь. Он пытался меня отговорить.
— А Павел?
— Он только посмотрел на меня. — Глаза Иоанна Марка налились слезами. — Он
думает, у меня нет веры.
— Он так сказал?
— Он мог и не говорить, Сила! — Он сложил руки на коленях, повесил голову. — У
меня есть вера! — Плечи его затряслись. — Есть! — Он поднял взгляд, сердито защищаясь.
— Только не такая, чтобы делать то, что он. Я не умею вести споры в синагогах или
проповедовать толпам людей, которых никогда в жизни не видел. Павел свободно говорит по-
гречески, как ты, а я начинаю запинаться, когда меня забрасывают вопросами. Не успеваю
даже вспомнить стихи Писания на еврейском, куда уж там на других языках! — У него был
несчастный вид. — Потом-то мне приходит в голову все, что можно было сказать, что нужно
было сказать. Но уже слишком поздно.