Книжник

Все члены церковного совета в Иерусалиме были иудеи по рождению и соблюдали

Закон всю свою жизнь. Каждый был обрезан на восьмой день после появления на свет.

Каждый следовал установленной Богом системе жертвоприношений. Даже в свете распятия и

вознесения Христа нелегко было отринуть законы, на которых мы выросли.

— Это же печать завета!

— Ветхого завета! — возражал Павел. — Мы спасены благодатью. Если мы требуем от

этих язычников обрезываться, то возвращаемся к Закону, который сами никогда не могли

исполнить. Христос освободил нас от этого бремени!

Никто из нас в совете не мог бы похвалиться таким наследием, как у Павла.

Чистокровный иудей, из колена Вениаминова, фарисей и один из лучших учеников

Гамалиила, он жил, строжайшим образом исполняя закон отцов, будучи горячим его

ревнителем, что доказывало рвение, с которым он преследовал нас, пока Иисус не преградил

ему путь на дороге в Дамаск. И вот этот самый Павел теперь стоит и яростно выступает

против того, чтобы наложить иго Закона на христиан, обращенных из язычников!

— Братья, это ложное учение! Дух Святой уже явил себя через веру этих язычников.

Вспомните Корнилия! — Глаза всех обратились на Петра, тот задумчиво кивал.

Павел и Варнава рассказали о чудесах и знамениях, происходивших среди греков в

Листре, Дервии и Иконии.

— Истинно, эти события — достаточное доказательство, что Бог почитает их Своими

детьми. — Павел распалялся все сильнее. — Бог их принимает. Как же можно хотя бы

помыслить о том, чтобы вернуться назад к Закону, от которого освободил нас Христос?

Никак!

Мы попросили Павла и Варнаву удалиться, чтобы помолиться и дальше обсудить это

дело. Павел сверкнул глазами, но промолчал. Позже он признавался мне, что ему хотелось

продолжать спор, но он понял, что Господь желает, чтобы он возрастал в терпении. Меня это

сильно насмешило тогда.

Решение далось нам нелегко. Все мы были иудеи, и Закон Моисеев впитали с молоком

матери. И все же Петр высказался за всех нас: «Мы все — без различия — спасаемся

благодатью Господа Иисуса: и мы, и они». Однако оставались и другие опасения. Надо было

дать новообращенным из язычников указания, чтобы они не позволили снова увлечь себя ко

всякого рода распутству, присущему их культуре. Мне довелось путешествовать более, чем

многим членам совета, так что я знал, о чем веду речь. Я насмотрелся языческих обрядов не

меньше, чем мой отец, побывавший в Асии, Фракии, Македонии и Ахайе, и рассказывавший

40

мне об увиденном. Нельзя было просто утверждать, что мы спасены благодатью, и на этом

остановиться!

Иаков предложил компромисс.

Пока шло обсуждение, я исполнял роль секретаря и записал самые важные пункты, по

которым было достигнуто соглашение. Необходимо было уверить христиан из язычников, что спасение дается по благодати Господа нашего Иисуса, и предостеречь их от употребления

пиши, посвященной идолам, мяса удавленных животных и крови. А также от блуда. Все это

могло быть их обычаем, когда они поклонялись ложным богам. Все согласились, что

составить письмо надлежит нам с Иаковом.

— Кто-то должен доставить его на север, в Антиохию. чтобы никто не смел сказать, что

его написали сами Павел пли Варнава.

Паков нужен был в Иерусалиме. Вызвался Иуда (также прозванный Варсавой) и

предложил, чтобы я присоединился к нему.

— Раз письмо будет написано твоей рукой, Сила, тебе и идти — засвидетельствовать

это. Тогда никто не усомнится в его происхождении. — согласился Петр.

О, как возбужденно забилось мое сердце! И в то же время затрепетало. Десять лет уж

минуло с тех пор, как я в последний раз отваживался покинуть пределы Иудеи.

Пришло время сделать это снова.

*

Когда я готовился к путешествию с Иудой, Павлом и Варнавой, ко мне пришел Иоанн

Марк. Он сделал большие успехи в греческом, стал более уверен в себе и твердо веровал, что

Бог снова призывает его в Сирию и Памфилию. Молодой человек просил меня замолвить за

него словечко перед Павлом, и я согласился.

Не ждал я столь резкого отказа от рьяного защитника благодати!

— Пусть остается в Иерусалиме и служит там! Он уже однажды был призван и убежал

от Божьего призвания.

— Призван, но не готов.

— Сила, у нас нет времени нянчиться с ним.

— Он и не просит, чтобы с ним нянчились.

— И на сколько его хватит, прежде чем он опять соскучится по матери?

Сарказм его действовал мне на нервы.

— У него были и другие причины, Павел. Не только тоска по родным.

— Ни одна из этих причин не убедит меня, что это надежный человек.

Я оставил его в покое, решив вернуться к этому разговору завтра, чтобы у него было

время поразмыслить. Варнава пытался меня предостеречь.

— Но таить обиду — это же грех, Варнава! — Мы быстро подмечаем чужие

недостатки, не видя их в себе самих.

— Да, но дело в том, что Павел, более чем кто-либо, кого я знаю, руководим

решимостью нести повсюду слово о Христе. Поэтому, он не всегда понимает людей, не столь

к этому устремленных.

Пропустив мимо ушей его мудрый совет, я сделал новую попытку. Я решил не ходить

вокруг да около.

— Ты так красноречиво говорил о благодати, Павел. А для Иоанна Марка у тебя ее нет?

— Я простил его.

Тон его вызвал у меня раздражение.