Сильвия отвела взгляд в сторону от милующейся пары и от Адриенны тоже. После длительного — слишком длительного — сексуального воздержания они с Адриенной в последнее время старались чаще любить друг друга, но что-то в их паре разладилось. Их ласкам не хватало прежней непринужденности и трепетного восторга, они уже не приносили удовлетворения, как раньше, в молодые годы. Сильвия никак не могла понять почему. Ведь после стольких лет вместе интимная близость должна была по крайней мере удовлетворять обеих. Казалось, плотские потребности Адриенны изменились, и Сильвия уже не знала, чем ублажать подругу; интуиция подсказывала ей, что Адриенна, наверное, не прочь попробовать что-то новое, но сама Сильвия не имела ни сил, ни склонности к экспериментам. Правда, невралгия куда меньше досаждала ей, зато усилились мигрени, и в последнее время ее месячные тянулись чуть ли не неделями, из-за чего она испытывала слабость и сонливость. Лучшим противоядием от этой напасти по-прежнему были прогулки на свежем воздухе, работа в саду и колка дров в Ле Дезере или Рокфуэне.
Но сегодня Сильвия не желала думать о своих горестях. Сегодня она хотела наслаждаться дружбой и с детства знакомыми блюдами.
— Ты ждешь нового решения суда в Америке? — Вопрос Карлотты вырвал Сильвию из грустных дум.
— Да, — встрепенулась она, — судья Вулси недавно слушал дело «Улисса» и взял неделю на размышление.
— Вулси — достойный человек, — сказал Джеймс. — Я слушал курс его лекций в Колумбийском университете. И еще тогда восхищался, как непредвзято и либерально он мыслит, и при этом без капли безразличия. Он вынесет правильное решение.
— А сама ты что думаешь? — Вот и правильно, вот и хорошо, что трудный вопрос исходит от ее старинной подруги.
— Разумеется, я желаю книге успеха. Если судья Вулси вынесет решение в пользу «Улисса», откроются двери и для других. Для Дэвида Герберта Лоуренса, например. И для Рэдклифф Холл[142]
. И для этого молодого парня Генри Миллера, он теперь частенько заглядывает ко мне в лавку.— Вот я удивлюсь, если запрет не снимут, — заметила Карлотта. — Сейчас вся их истерика с цензурой времен 1921-го положительно выглядит дикостью.
Сильвия кивнула.
— «Улисса» уже много лет как не изымают на таможне. Представляешь, Моррис Эрнст, юрист Беннета Серфа, даже самолично посетил Нью-Йоркское таможенное управление
— Этот, что ли? — С притворным недовольством нахмурив брови, Адриенна взяла первый попавшийся под руку томик в бумажной обложке, изображая бдительного таможенника в разговоре с адвокатом Эрнстом, — такое маленькое представление она частенько разыгрывала для друзей, пересказывая им историю. — Все время он вылезает. А мы на него ноль внимания. — И Адриенна под дружный смех бросала его через плечо за спину.
— Как ни радуюсь, а горечь остается, — призналась Сильвия. — Я люблю этот роман. А сколько у меня чудесных воспоминаний, как мы старались вместе с Джойсом, сколько сил вложили в его подготовку к изданию. Но без него мне живется как-то… спокойнее, что ли. — Собравшись с духом и улыбаясь Адриенне, она добавила: — И как права была Адриенна, когда говорила, что без него дела моей лавки пойдут лучше.
— Ты много трудилась, чтобы все так и получилось, — отозвалась та, накрывая своей теплой ладонью руку Сильвии.
Что правда, то правда. Она потрудилась немало и теперь могла по праву гордиться достигнутым за два года: число абонентов ее библиотеки удвоилось, а продажи увеличились благодаря небольшой дополнительной рекламе. К удивлению Сильвии, приток посетителей в ее лавку нисколько не уменьшился, когда ее покинули «Улисс» и его автор, не казавший носа в Одеонию с тех пор, как вернулся из Лондона в Париж. На самом деле, «Шекспир и компания» только укрепили свою репутацию очага эмигрантской литературной жизни Парижа, и кое-кто из друзей в последнее время чаще заглядывал в лавку, например Гертруда Стайн и Элис, которые вот уже долгое время, как снова приглашали Сильвию с Адриенной к себе на улицу Флёрюс, а сами редко посещали мероприятия на улице Одеон. Но истинные перемены к лучшему, во всяком случае финансовые, произошли оттого, что Сильвии уже не приходилось выдавать Джойсу авансы или прощать ему займы. Без своего корявого Иисуса лавка «Шекспир и компания» обрела платежеспособность и крепко встала на ноги.
И все же в глубине души Сильвия тосковала по славным временам начала 1920-х годов, когда все было ей внове и виделось захватывающим дух приключением.
Карлотта безошибочно угадала, какие противоречивые чувства раздирают подругу, и сказала:
— Тебе предстоит создать еще немало новых воспоминаний.
— Всё впереди, — согласилась Адриенна.
— Уверена, что вы правы, — ответила Сильвия. Иначе и быть не могло.