Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

Должен сказать, что считаю неразумным Вашу попытку с бухты-барахты ввязаться в публикацию романа, как и попытки мисс Андерсон с мисс Хип — а заодно и мисс Уивер, если уж приводить полный список женщин, готовых в глупом ослеплении ради «Улисса» разрушить свои жизни.

Полученные мной от Джойса страницы скорее сувенир, нежели сколько-нибудь годные для дела черновики; однако из Вашего письма я понял, что, несмотря на всю их ущербность, на сегодня это единственная полная рукопись, которой мы располагаем. В таком случае они приобретают больше ценности, чем когда я покупал их. В связи с чем я не могу рисковать, посылая их за рубеж, особенно в нынешней обстановке таможенных досмотров, конфискаций и цензуры.

С сожалениями,

Ваш Джон Куинн, эсквайр

Сильвия была готова выплеснуть душившую ее ярость градом отборных французских эпитетов в адрес Джона Куинна, эсквайра, когда в лавку вихрем ворвалась Адриенна, чье лицо сияло торжеством.

— «Шекспир и Компания» может переехать на улицу Одеон, прямо напротив «Ля мезон»!

— Ты шутишь. — Она не смела и надеяться. Неужели?

— Нет! Месье Буссэ из двенадцатого дома в июле съезжает.

— Буссэ? Тот антиквар?

Адриенна энергично закивала, и, крепко обнявшись, подруги на радостях пустились в пляс. Как часто они обсуждали, что двум их книжным лавкам — половинкам одного целого — сам бог велел располагаться поближе друг к другу не только для того, чтобы их владелицам было удобнее курсировать между ними, но и для удобства клиентов. «Ля мезон» и «Шекспир», по сути, представляли собой единое заведение, и близкое соседство помогло бы им работать слаженнее.

— Чудно, твоя новость определенно подняла мне настроение, а я в этом сейчас ох как нуждаюсь, — сказала Сильвия, передавая Адриенне письмо Джона Куинна.

Та внимательно прочитала его, а потом заметила:

— В глупом ослеплении пребывает разве что сам Джон Куинн, а его письмо смердит хуже всего, что Джойс когда-либо писал о самых неделикатных телесных отправлениях. Не дай этому болвану выбить тебя из седла, ch'erie.

Сильвия улыбнулась и лукаво изогнула левую бровь, что означало: готова расцеловать тебя прямо сейчас. Но увы, в лавке толклись посетители, и все сплошь им незнакомые.

Они договорились, когда пойдут смотреть новое помещение, и Адриенна отбыла, а Сильвия села составлять ответ Джону Куинну, ибо при всем ее нежелании удостаивать его такой любезностью, ей в самом деле требовались недостающие страницы рукописи — и притом срочно.

Уважаемый мистер Куинн!

Я понимаю Ваши сомнения относительно отправки столь ценного груза за океан по почте и страшно сожалею, что не вижу иного выхода, кроме как настаивать на этом — но Вы могли бы стать спасителем «Улисса»! У меня есть и другое предложение: моя мать живет совсем рядом с Нью-Йорком. Возможно ли, чтобы она приехала и прямо у Вас сняла копии с черновиков?

С признательностью и извинениями,

Сильвия

Бросив письмо в почтовый ящик, Сильвия задержала дыхание, очень надеясь, что и адвокат, и ее мать согласятся на это предложение.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза