Чем больше летняя жара прогревала воздух, тем сильнее тревожилась Сильвия по поводу переезда на улицу Одеон. Конечно, она не могла дождаться, когда окажется через дорогу от Адриенны, но, ради всего святого, как ей управиться одновременно и с переездом, и с лавкой, и с огромной массой авторских правок Джойса, каждый следующий лист которых грозил переполнить чашу терпения Мориса Дарантьера? Вдруг он вообще откажется печатать роман? Хотя от заинтересованных читателей регулярно поступали подписки и предоплаты, Сильвии постоянно не хватало денег на все, связанное с «Улиссом», в особенности из-за того, что каждая следующая порция правок удорожала печатные работы. В довершение всех бед у Джойса день ото дня все сильнее портилось зрение, и Сильвия опасалась, что сроки публикации придется снова переносить, как ни рвался он поспеть ко дню своего рождения в феврале.
Одним солнечным душным июньским утром в лавку влетели Джорджо и Лючия Джойс, потные и запыхавшиеся, — они явно бежали весь путь от тенистого уголка возле улицы Кардинала Лемуана, где была квартира Валери Ларбо, которую писатель сдавал семейству Джойса, пока проводил летние месяцы на морском побережье.
Не успев отдышаться, дети возбужденно загомонили, наперебой объясняя свое внезапное вторжение в лавку, но Сильвия не могла их понять.
— Пойдемте-ка, — она увлекла их в заднюю комнатку, чтобы их вопли не распугали бродивших среди стеллажей посетителей, которым было невдомек, что это отпрыски великого писателя, притом, возможно, именно того, чьи произведения они как раз сейчас искали на полках.
— Так, Лючия, говори ты первая, — велела Сильвия, сложив руки на бедрах и показывая всем видом, что готова внимательно слушать.
— У папы ужасно болят глаза, мисс Бич. Мама всю ночь не отходила от него, — выпалила девочка, после каждой фразы хватая ртом воздух.
— Папа говорит, что если кто и сумеет ему помочь, так это только мисс Бич, — прибавил Джорджо.
— Удивительно, почему не мистер Паунд.
— Ой, у них с мистером Паундом вышел скандал, — со всей серьезностью промолвила Лючия.
Сильвия подозревала, что их размолвка продлится недолго. По ее наблюдениям, эти двое, точно неуступчивые братья, без конца ссорились и препирались, но в конце концов находили в себе силы отложить разногласия, вспоминая, что они одной крови — правда, в данном случае не родственной, а литературной.
— Мама тоже считает, что мистер Паунд не заботится о папиных интересах, — снова добавил Джорджо.
— Я придумала, как мы поступим. — Сильвия щелкнула пальцами. — Бегите домой и скажите родителям, что я скоро буду.
Дети с явным облегчением выдохнули, и она отослала их назад, вручив каждому по печенью «мадлен», хотя и заподозрила, что Джорджо предпочел бы сигаретку.
Теперь следовало решить, как на несколько часов оставить лавку. Она действительно одно время подумывала взять помощницу, как и говорила сестре, а случаи вроде сегодняшнего возвращали этот вопрос в разряд первостепенных. На днях заходила симпатичная молодая гречанка по имени Мюсрин Мосхос, которая сообщила, что ищет работу и будет рада трудиться среди книг и писателей, и показалась Сильвии весьма прилежной. Но она не могла позволить себе такую роскошь и потому тянула с поисками. Но и не взять помощницу тоже не могла. В особенности в свете грядущего переезда. Да и Джойс, она была уверена, воспримет национальность Мюсрин как добрый знак, ниспосланный свыше как раз в момент, когда Сильвия подыскивает для обложки «Улисса» синюю типографскую краску точно такого оттенка, как на греческом флаге.
Самой ей показалось, что все складывается как нельзя удачнее, когда она позвонила Мюсрин с просьбой приглядеть за лавкой на несколько часов, что она будет отсутствовать, и девушка уже через десять минут появилась на пороге.
— Большое тебе спасибо, что выручаешь, — сказала ей Сильвия, вкратце объяснив, как работает библиотечная секция и как пробивать чеки за покупки. — А если кому-нибудь понадобится что-то еще, записывай имена, адреса и телефоны, у кого они есть, и говори, что я сама с ними вскоре свяжусь. Или извиняйся и проси зайти завтра.
— Это вам спасибо за шанс, — ответила девчушка, тряхнув каштановыми волосами, и в ее голосе звучало столько пылкости и уверенности, что Сильвия покидала лавку с жаром благодарности в груди, но, впрочем, и с холодком тревоги в желудке. До сих пор она ни разу не оставляла «Шекспира и компанию» на кого-нибудь, кроме Адриенны, и ей подумалось, что так должна чувствовать себя мать, впервые вверяющая младенца попечению новой няньки.