Книжный на левом берегу Сены

Владелец — типичный представитель Среднего Запада в своем пристрастии к пережаренным стейкам. Впрочем, на это можно закрыть глаза в свете того факта, что литература в его ассортименте вполне утолит любую кровожадность.

В конце длинного послания Андерсон добавила:

До меня дошли слухи, что Куинн скоро приедет в Париж. Хочу надеяться, ради вашего же собственного блага, что вы с ним не встретитесь, поскольку его представление о вас немногим лучше его мнения обо мне или Джейн. Он ужасный сноб и ненавидит Вашингтон-сквер — мой милый дом! — со страстью, которую приберегает для всего, что не полностью облагорожено и причесано под одну гребенку. Как-то я слышала, что он обозвал мою собственную улицу писсуаром. Писсуаром, подумать только! Надеюсь, он имел в виду туалет, женщины-то не пользуются писсуарами, но не пускаться же в споры с подобным субъектом! Повезло еще, что у меня здоровое чувство юмора. Но боюсь, я все равно выгляжу неблагодарной тварью, ведь он взялся нас защищать pro bono. Оставалось только желать, чтобы он прислушался к нашему мнению, как строить защиту романа Джойса. Впрочем, ладно, я рада, что передала вам эстафету этих трудностей. Надеюсь, вы не против. Все не так плохо, как я тут расписала, и что-то подсказывает мне, что вы тоже наделены недюжинным чувством юмора. Которое вам очень даже понадобится, ха-ха.

Сильвия тут же настрочила Маргарет письмо с благодарностями в ответ и заверила: «Я с великой радостью донесу эстафетную палочку до финиша и безмерно признательна вам и Джейн, что вы с таким блеском преодолели первые этапы».

Остаток июня мелькал перед Сильвией калейдоскопом дел: она следила, чтобы Джойс регулярно посещал доктора Борша, переправляла написанные им страницы машинисткам (последней из которых была взволнованная такой честью и глубоко беременная Жюли) и Дарантьеру, а заодно готовила новое помещение для «Шекспира и компании» на улице Одеон — следовало сколотить полки, все везде оттереть и отскоблить, обновить краску на стенах, перевезти книги и решать возникающие по ходу дела вопросы. За те несколько недель, когда Сильвии приходилось платить аренду обоих помещений, она курила вдвое больше — так пугал ее риск банкротства.

Все это время Адриенна не позволяла Сильвии покупать продукты и тратиться, когда они куда-нибудь ходили. Тем не менее у той оставалось всего несколько сотен франков, и она не представляла, чем через неделю-другую расплачиваться с Мюсрин.

— Мне ужасно стыдно, что я вкладываю в наш быт так мало, — сказала Сильвия за очередным нехитрым обедом из омлетов и салата.

— Всем иногда требуется помощь, — отозвалась Адриенна, — и она стоит того, чтобы ты переехала на Одеон. Вместе мы с тобой сможем помогать еще большему числу писателей, а это принесет твоей лавке успех и финансовую устойчивость. Так что вскоре у тебя получится открыть и ту чайную.

— Очень надеюсь.

— Тогда почему ты так не уверена?

Сильвия откинулась на спинку стула, взглянула на свою недоеденную порцию и спросила:

— Тебе приходилось когда-нибудь сомневаться в правильности того, что делаешь?

— Ты о «Ля мезон»? Нет, ни разу. Лавка дала мне больше счастья, чем что бы то ни было в жизни. Благодаря ей у меня есть друзья, есть литература и есть ты. Я думала, что ты так же воспринимаешь своего «Шекспира». — В голосе Адриенны проскочили обиженные нотки.

— Ну конечно, — поспешила заверить ее Сильвия. — Просто я тревожусь из-за денег, вот и всё.

— Деньги появятся, — ответила та категорично. — А до того перестань переживать, что тебе приходится положиться на меня. Я люблю тебя, ch'erie. И только счастлива помочь.