Книжный в сердце Парижа

Виктор бросает взгляд в спальню, я следую за ним. «Status malus, vana salus, semper dissolubilis…»[94] Напротив кованой двуспальной кровати тетя повесила постер к фильму «Пир Бабетты». Женщина в одежде конца XIX века на фоне сельской местности в рассветных (или закатных?) лучах наблюдает за горизонтом.

На покрывале лежит традиционная непальская куртка, которую тетя обычно надевала на Рождество. Стены спальни лососевого цвета, как и вся квартира, создают ощущение уюта. Шею восточной статуэтки на туалетном столике украшают ожерелья из полудрагоценных камней, жемчуга и кораллов. На месте прикроватной тумбочки примостился гном, держащий на голове деревянную шайбу. Виктор заглядывает в ванную комнату, я иду следом. Мозаичная плитка цвета лазурита местами покрыта налетом. На бортике старой облупленной ванной лежит квадратный обмылок, а в маленькой нише у нас над головами виднеется пластмассовая уточка.

– Она, должно быть, куда-то вышла, – говорит Виктор, пожимая плечами.

О, Удача! Вся квартира у нас как на ладони, но тети здесь нет. Она не лежит неподвижно в постели и не корчится на полу ванной комнаты в луже крови с разбитым стаканом в руке. Нет, она жива! Она просто куда-то отлучилась, возможно, за покупками. Завидев меня на пороге, она бросит пакеты на пол, и я упаду в ее объятья, пытаясь не споткнуться о шахматы или справочник по садоводству. Я услышу запах ее духов, потребую рассказать мне обо всем, и мы больше никогда не расстанемся. Я оборачиваюсь к Виктору. Он прислонился к дверной раме между гостиной и прихожей и озадаченно озирается по сторонам.

Мой взгляд падает на письменный стол, где я вдруг замечаю желтый стикер: «Для Оливы».

Сердце замирает. Я подхожу ближе.

«Nunc per ludum, dorsum nudum, fero tui sceleris…»[95]

Послание крепится к сборнику стихов – один в один как тот, который я сейчас читаю, но в нетронутой упаковке. Как бывает, когда глаза привыкают к темноте и учатся различать окружающие формы, так и я наконец замечаю, что у изножья стола лежит целая стопка экземпляров такой же книги, а чуть дальше, рядом с креслом-качалкой, еще одна. Такими же изданиями забиты полки в книжном шкафу. У меня дрожат руки, но мне все-таки удается взять один экземпляр. Я открываю книгу, на титульном листе синими чернилами написано:

Олива, дорогая, я не предупредила Виктора, что уезжаю, поскольку знала: он сообщит об этом тебе, ведь ты ему совсем небезразлична. Виктор! Какого замечательного человека подарила мне судьба. Неординарный парень, он просто молодец. Если в тебе нет ничего необычного, значит, скорее всего, ты не до конца честен с собой и окружающими. Печально наблюдать, как все вокруг играют роли! Хотят доказать окружающим, что лишены недостатков и что мы все одинаково нормальны. Как будто «нормальность» может существовать в принципе. Как по мне, это лишь потеря времени, пустая трата жизненных возможностей. Нам кажется, что мы будем жить вечно и по нашему первому требованию нам предоставят дополнительный шанс. Теперь я могу с уверенностью сказать, что это не так. В один прекрасный день ты проснешься, а шансов больше нет. В итоге у тебя в руках останутся лишь те плоды, которые ты сам взрастил за отведенный тебе период времени.

Я опускаюсь на стул. Тетя уехала? Почерк становится все более неразборчивым.

Я попросила Виктора разыскать тебя, и ему это сразу удалось. Отдел маркетинга? Энергетические батончики?

Далее следует зачеркнутое слово.

Я не могла допустить, чтобы ты увидела меня в таком состоянии, Олива. Поэтому вместо себя я отправила тебе Париж.

Почерк становится все мельче.