– Да, с Мегаполисом не сравнить. А по мне, так привычно. Как в Солнечном. Я постарше тебя, помню его лучше. Во время ЧП я первый год пионерил, наше звено на помощь пожарным отправили – по столовой дежурить, с разноской бегать, подай-принеси, короче. Тогда все взрослые в боевых подразделениях вкалывали, им не до мелких забот было.
Помолчали.
– А твои родители как… выжили? – осторожно спросил Игорь.
– Выжили там, пропали здесь. Отец после эвакуации на юг подался, на заработки, да и потерялся. Мать за ним поехала, с тем же успехом. А твои?
– Почти так же. Отец на рудники уехал и не вернулся, а мама за ним и… То поколение в большинстве на юг уезжало. Получить бы право на посещение могил.
– Ха! Я вижу, что такое право дают дерьму, а не людям. Ты не заметил? – с внезапной горячностью взорвался Матвей. – У меня уровень лояльности ниже плинтуса, хоть и улыбаюсь копам в тридцать два зуба. Посмотри на лояльных, ну чем так можно выслужиться, чтоб к двадцати пяти уже полный статус заиметь? Математически невозможно! Вот ты в такой шараге работал, ну объясни!
Игорь опустил глаза.
– Мне до итогового теста на лояльность пары лет стажа не хватило, так что не в курсе.
– Ну а че ж ты не дотерпел? Уже б на могилу отца съездил, да и вообще – домик личный на Юго-Западе, пансион какой-никакой от дяди Сэма!
Сказанное резануло слух, Кремов не удержался от изумленного взгляда. Матвей раздраженно отвернулся:
– Не нужно так пялиться… Вырвалось. Просто не понимаю, как устроена эта чертова система, а съездить на могилы родителей хочется до зарезу. Сейчас, а не в шестьдесят пять, до которых не дотяну.
– А домик ты к чему?
– Говорю ж, забей. Домик тоже неплохо, я его к шестидесяти пяти тоже не получу, вот и ввернул для полноты.
Они встали и медленно побрели к центру парка.
…Матвей удивлялся себе. Как-то наблюдая за проезжающим шикарным автомобилем, он внезапно осознал, что никогда не завидовал богатым и не стремился купить нечто подобное. Он спокойно садился в свой древний, видавший виды «бигфант» и, получая от него ровно столько, сколько тот был способен отдать, направлялся по делам. Нет, конечно, Туров по случаю ездил в дорогих авто, прекрасно себя в них чувствовал, наслаждался тишиной в салоне, мощностью двигателя и комфортом кресел, но и в «бигфанте» его ничего не раздражало и не вызывало ощущения неполноценности. Почему? Наверное, дело в глобальности мыслительных процессов. Можно представить себе средневекового рыцаря, увидевшего старый добрый «бигфант» и какой-нибудь «Супер-Авто-Корсе» последней модели. Неизвестно, что несчастный испытает в первый момент, но, привыкнув, вряд ли найдет между автомобилями какие-то существенные отличия. Четыре колеса, двигатель, работающий на бензине, двери, подвеска, фары и один общий эффект – чудесное движение посредством преобразования энергии сгоревших газов в энергию вращения колес. Принципиальная схема одинакова, все остальное: материалы отделки, навороты конструкции, эргономика – нюансы, недоступные восприятию рыцаря. Тот же эффект можно наблюдать если сравнение машин проведет наш далекий потомок. Как, например, уловить особенности конструкций различных паровозов? Ну пыхтят, ну шипят, ну едут, в конце концов. Вроде, все большие и черные, все пар вырабатывают, а дальше различия теряются, потому что паровозы принадлежат эпохе, сведения о которой носят для нас общий характер. Выходит, преимущества «Супер-Авто-Корсе» перед «бигфантом» очевидны лишь для людей, живущих в коротенький временной отрезок. Их сознание сконцентрировано на примитивных вещах, которые завтра потеряют всякий смысл. Кому, скажите на милость, интересны изощренные системы амортизации и рулевого управления в век общедоступных летательных капсул с роботизированной прокладкой маршрута и принудительным автопилотом? Развернет человек будущего энциклопедию, а там «бигфант» и «Супер-Авто-Корсе», абсолютно равные перед ним в своей архаичности, проиллюстрируют эпоху моторов внутреннего сгорания.
И средневековый рыцарь, и наш потомок не скованы стереотипами настоящего, их восприятие по отношению к сегодняшним явлениям глобально, а критика существенна и логична. Но что мешает современникам также критично взглянуть на мир, в котором они живут? Некоторым – ничего. Матвей считал, что относится к небольшому числу таких свободных.
Развивая мысль, Туров преисполнялся отвращением к чудовищной узколобости большинства, вполне очевидной для него. Надменное лицо владельца той дорогой машины несло отпечаток гнилой системы ценностей, где цель – никчемный ширпотреб. Субъект рождается, взрослеет, втягивается в гонку и умирает, не успев открыть глаза. Куда же движется общество?