Кодекс хореканца: успешная карьера в 50 шотах

Работа в Avenue напоминала дримкаст крутого блокбастера из-за высокой концентрации звезд на метр пространства. Если бы у проникнувшего сюда ребенка был с собой альбом для сбора автографов, то к концу прогулки по Avenue он бы успел сколотить неплохой капитал для потомков. Какие-нибудь несколько десятков лет, и выставленный в соседнем Christie’s, этот альбом стоил бы о-го-го… Но он точно не стоил для меня потерянного места работы, если бы я хотя бы попытался нарушить неписаные правила Avenue. Впрочем, именно там мне выпал шанс освоить актерское мастерство, не отходя от стойки. И какие были учителя! Впрочем, не знаю как вы, а я не люблю книги, в которых авторы рисуются и похваляются числом знаменитых персон, записываясь к ним в друзья. А все эти селфи с великими, сделанные без спроса или исподтишка… Меня от этого воротит, да и ненадежный это фундамент для собственного имени, если конечно оно значит для вас больше, чем лай лайков в соцсетях.

Напрасно вы думаете, что сегодня, когда я уже давно не работаю в Avenue, я могу поделиться с вами пикантными подробностями из жизни звезд или приправить эту книгу изящными полунамеками и прозрачными или призрачными иносказаниями. Мастеров и мастериц этого жанра хватает и без меня, и они чрезвычайно плодовиты: то и дело выпускают книги, отливающие желтизной. Только оттенок не золотой, а какой-то золотарный… Раз публике нравится, то почему бы и нет… Просто меня мой сент-джеймсский опыт настроил на иной тон, и есть вещи, которые я при всей своей резкости высказываний и любви к метким шуткам, не позволю себе ни сказать, ни написать. Хочется, чтобы моя книга пахла типографской краской, а не сплетнями и слухами. В здоровой книге – здоровый дух, сказали бы римляне. А не душок! Да и не имеет барменская тайна, как врачебная или адвокатская, срока давности. Извините, если разочаровал. Впрочем, верю, что очаровывает вас в Хорекании не флер знаменитых имен и глянцевых образов, а что-то более стойкое и глубинное. Но все-таки, все-таки… Так и быть, об одной встрече я вам поведаю, но исключительно потому, что она сыграла важную роль в моей жизни. Итак…

Шот № 11 Кофе для Терминатора

Однажды, ближе к окончанию обеденного времени, когда я наливал дижестивы для столика, за которым банкиры громко обмывали очередную сделку, ко мне подбежал метрдотель Энтони. Он просил меня как можно скорее обслужить человека за барной стойкой. Я уже говорил вам, что первое время в Avenue трудился в сервис-баре. Моей вотчиной были три метра пространства бара протяженностью в пятнадцать метров. На основной же сцене работали старшие и опытные бармены – Глен, Алекс, Филипп и Фредди. Именно тогда, по странному стечению обстоятельств, никого из них рядом не оказалось. Я быстро собрался и вспомнил уроки Фредди и Алекса, наставлявших меня, как правильно принимать заказы посетителей в основном баре. Они учили меня на всякий случай, а именно случаи аншлага или их ухода на перекур. Набравшись смелости, я перешел заветную черту, отделявшую сервис-зону от авансцены Avenue. Момент сам по себе символический и я успел его прочувствовать, но мог ли я знать тогда, что запомнится он мне навсегда.

Гость был занят чтением газеты, в которую он был погружен настолько, что не было видно его лицо. Подойдя ближе, я заметил извивы дыма и уловил аромат дорогой сигары. Вдохнув его, я начал рисовать в своем воображении три разных образа таинственного незнакомца, скрывающегося за газетной ширмой. Он казался мне то членом палаты лордов а-ля Уинстон Черчилль, пыхтящим над очередными проделками лейбористов, то путешествующим мафиози в духе Аль Капоне, то бравым ковбоем с большой дороги в духе Клинта Иствуда. Настало время узнать правду, и я обратился к передовице The Times: «May I offer you a drink, sir?» Повисла небольшая пауза. Осознав, что вопрос обращен к нему, гость опустил газету и, ловко переместив сигару из одного угла рта в другой, своим потрясающе узнаваемым голосом попросил: «Single espresso and an ashtray, please». Это был Арнольд Шварценеггер.