Юлий Васильевич ожидал их на скамейке у своего дома. Вид у него был праздный, будто бы он сидел здесь только с целью предобеденного наполнения легких свежайшим загородным кислородом и не более того. При этом внешне он выглядел уже не так расхристанно, как в их первую встречу. Не новый, но еще довольно приличный полушубок был застегнут на все пуговицы, валенки из белого войлока смотрелись благородно, меховая шапка скрывала редкие седые космы. Сейчас он на самом деле походил на бывшего чиновника, проводящего пенсионный досуг на ведомственной загородной даче.
Когда Вадим и Анюта проходили мимо, ему стоило многих усилий, чтобы сохранить напускное спокойствие и не броситься тут же в их сторону с гневными выкриками и требованиями. Они при виде его замедлили шаг, косясь на старика и не ожидая от него ничего приятного. Анюта крепче сжала папину ладонь, еще не отогревшуюся после зарядки Снеговика. Вадим тоже немного заробел. Он всегда боялся публичных конфликтов и предпочитал во избежание их переходить улицу на другую сторону, но сейчас у него такой возможности не было.
– Молодые люди, можно вас пригласить на минутку для небольшого разговора, – по тону голоса совсем нельзя было выявить силу тех отрицательных эмоций, которые кипели внутри Юлия Васильевича.
Они остановились и переглянулись.
– Ты иди домой, и скажи маме, что я скоро буду, – сказал Вадим.
– Но папа, – девочке не хотелось оставлять отца наедине с сумасшедшим стариком.
«Он вовсе не сумасшедший, – успокоил ее Снеговик, который только-только начал отходить от послезарядного паралича. – Он просто много лет живет иллюзиями и поэтому враждебно воспринимает все, что окружает его в реальности».
«Что такое иллюзии?» – спросила Анюта.
«Это что-то вроде миража, который видишь ясно, но потрогать его не можешь. Старик живет прошлым и не верит ни в настоящее, ни тем более в будущее. Его прошлое уже давно стало миражом и навязывает ему ложные картины».
Слова Снеговика не убедили девочку. Старик ей все равно не нравился, пусть он даже живет с какими-то иллюзиями (что это значило, Анюта так и не поняла, но само слово ей показалось плохим, напоминающим какую-то болезнь).
– Иди, дочура, – Вадим легонько подтолкнул ее в сторону дома. – Я сам все улажу.
– Иди-иди, он сам все уладит, – словно эхо вторил Снеговик.
Девочка нехотя пошла, но несколько раз оглянулась.
Юлий Васильевич жестом руки предложил сесть рядом и даже немного подвинулся на скамейке. Вадим сел. Оба некоторое время молчали, попеременно выпуская морозный пар из ноздрей. Вадим хотел закурить для успокоения, но воздержался, чтобы лишний раз не вызывать раздражения старика.
Было тихо и свежо. Свежесть не портил сладковато-терпкий запах березового дыма, а приглушенные эстрадные ритмы, доносившиеся с дальнего конца поселка, мало искажали тишину. Снег почти перестал, последние крупные хлопья опускались на меховую шапку Юлия Васильевича, таяли на голых запястьях Вадима.
– Я в последний год перед пенсией работал в горисполкоме в отделе культуры и спорта, – не глядя на Вадима начал старик. – Мы с вами однажды виделись. Я организовывал встречу ветеранов спорта с футболистами сборной. Не помните?
– Нет, не помню?
– Это было в доме культуры на Пионерском проспекте. Неужели не помните?
– А почему вы думаете, что я должен был быть не этой встрече?
– Вы ведь Агеев?
Вадиму захотелось тут же встать и уйти – это была его естественная, выработанная годами реакция на подобные вопросы. Но он сдержался.
– Да я Агеев. И что из этого?
Старик понял, что сделал больно. Ему стало немного досадно. Он всегда считал себя деликатным человеком, а сейчас, сам того не желая, наступил на чужую мозоль.
– Извините, я не хотел вас смущать, – он посмотрел Вадиму в глаза и похлопал его ладонью по колену. – Я мало интересовался футболом и, тем более, совсем не интересуюсь им сейчас, когда все на свете захватила коммерция. Я узнал вас лишь потому, что когда-то возглавлял соответствующее ведомство. У меня хорошая память на лица. Как ваше имя-отчество?
– Вадим… Просто Вадим.
– А меня зовут Юлий Васильевич.
– Очень приятно.
– И мне приятно, – старик сузил губы в подобие улыбки, но Вадим почувствовал в этой примирительной гримасе какой-то подвох и еще больше насторожился. – Так вот что, Вадим… Просто Вадим… Я хотел бы вам предложить сделку. Думаю, в этом нет ничего зазорного. Времена сегодня такие. Бескорыстных отношений уже нет. Бывают только сделки…
– Какую сделку?
– Вам это почти ничего не будет стоить. Вы мне только расскажете, что происходит на этой детской площадке, а я никому на свете не скажу, кто вы такой есть, – спокойствие стало изменять старику, в голосе послышались нервные хрипы.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Учтите! – старик не выдержал и вскрикнул. – Я не дам себя провести! Я знаю, что…
В это время распахнулось окно дома. Мария Федоровна резко отдернула тюлевую занавеску и раздвинула в стороны стоявшие на подоконнике цветочные горшки. Лицо ее было искажено то ли болью в спине, то ли возмущением, то ли и тем, и другим одновременно.