Коэффициент магии

Объясняюсь со студентами. Те Пеньковского не знали как моего друга, потому просто напуганы. А вот Никита смотрит внимательно – очень внимательно – и немного жалостливо. Но мне не до того. Мы, фактически, вводим комендантский час, ведь дело клонится к вечеру, ставим защитный периметр и обязываем всех ходить по четверо – даже в туалет. Я не чувствую, нужна ли чья-то кровь для ритуалов, но рисковать не намерена.

Мы сворачиваем раскопки вместе с несколькими руководителями соседних групп.

Приходится рассказать еще и про сбежавших из соседней колонии зеках – одним магом их не удивить, и эта чертова бравада взбешивает меня настолько, что я чуть ли не с кулаками наступаю на коллег.

Выручает Максим. Он долго о чем-то беседует с мужчинами и те со вздохом соглашаются. Загоняем всех в лагерь – с максимально спокойными лицами.

У нас праздник. День основания раскопок. Не говорили – потому что сюрприз.

Повара быстро начинают готовить пироги, а молодежь – капустник. Они заняты, они вместе, и значит шансы на то, что кто-то уйдет в одиночестве смотреть закат и попадется – минимальны.

Но их слишком много, чтобы защитить одной магией или приказом – из Комитета, по сути, здесь только я, Максим и еще один агент. И я просто надеюсь, что метод кнута и пряника сработает безотказно. Что студенты достаточно напуганы сбежавшими преступниками и рады возможности легально повеселиться.

Мне же совсем не весело.

Обида на судьбу и ощущение полного краха всего того внутреннего и гармоничного, что я растила в себе много лет, отзывается сильной тошнотой и горьким вкусом на языке.

Глаза регулярно застилает пелена слез, я подавляю их – и снова берусь за дело.

Защитить всех, кто не имеет отношения к этой истории – и не дол-жен иметь.

Приструнить Никиту, порывающегося нам помогать – назначить его ответственным за безопасность студентов. Он принимает ситуацию настолько близко, насколько это возможно и больше не перечит.

Разработать с агентом план на случай срочной эвакуации – автобусы уже выехали. И будут ночью.

Пробежаться по склепам. Я снова и снова касаюсь стен и камней, пе-ревидавших за века многие смерти. И убеждаюсь – фон изменен. Изменен был след – и снова он вернулся в первоначальное состояние.

Как это возможно? Я не понимаю.

Это даже не ластик. Это что-то совершенно иное, чему у меня нет названия. Что-то, с чем Комитет никогда не сталкивался.

Некая способность или артефакт, который не дает даже самому сильному магическому восприятию пойти верной дорогой.

Что он пытался скрыть? И как это сделал?

И если он скрыл некие объекты и воздействия, не мог ли он поступить так с собой?

Скрыть истинные мысли, чувства, эмоции и даже магическую сущ-ность?

Неужели появился новый дар, о котором мы даже не знали? И Пеньковский стал его носителем – злым гением, притворявшимся лучшим другом?

Его добродушие, отношение ко мне, помощь…

Ложь длиною пятнадцать лет.

Меня все-таки выворачивает наизнанку. Болью, прошлым, преда-тельством. Максим придерживает меня за плечи – мы довольно далеко от лагеря, проверяем объект за объектом, надеясь найти хоть какие-то следы, могущие направить нас в нужную сторону.

Он всегда рядом. Всегда со мной.

И хорошо, что я проверила его прежде, чем окончательно полюбила и впустила в свою жизнь.

В отличие…

Я вою. А потом рыдаю, мусоля мужскую футболку.

Мне не надо говорить, объяснять, сдерживать себя. Мне позволяют выплеснуть всю ту черноту, что моментально образовалась на месте разлома.

Выплеснуть и очнуться злой. Ясно мыслящей. И предельно собранной.

Я знаю, что буду страдать и дальше. И привыкать жить с очередной дырой в моей груди.

Но не сейчас. Сейчас для этого не время и не место. Сейчас я просто не замечаю, что истекаю кровью – чуть передавила поверх артерии, чтобы не упасть. И довольно.

Арсенский спрашивает почти спокойным голосом. Почти – потому что внутри него клокочет бешенство и жажда убийства. Я их чувствую горячим, остро пахнущим жаром.

Громким металлом, наполненным порванными струнами и разбитой гитарой.

– Как вообще все это стало возможно?

– Решил начать с простых вопросов? – я горько усмехнулась. Но мужчина прав – если мы проговорим сейчас происходящее, это, вполне возможно, даст дополнительную ясность. – Друг главы Комитета, переживший Паликатель и не являющийся магом. Никто не только не присматривался к нему, но он, по определению, не попадал ни под одну проверку. Ни под малейшее подозрение. А ведь если проанализировать – его работа отличное прикрытие. Он имел возможность узнавать про артефакты, магов, ученых разных стран, использовать их, мотаться по миру и даже вывозить что-то… Преступник-археолог… Даже звучит дико. Помнишь, ту ночь в московском музее?

– Да. Хм, а ведь это произошло после нашей «случайной» встречи с Пеньковским.

– Да.

– Влада, я тут подумал… Ведь, по сути, до того вечера никто не де-лал попыток тебя убить… Чего, как ты думаешь, он добивается?

– Завершения ритуала. Уверена. Из гения – в боги, отличная карьера, – я горько усмехнулась, – Чего он добивается? Я не знаю.

– Но будет так же, как в Риме?

– Не уверена. Там же не получилось.