Кофе со вкусом убийства

С облегчением, от которого слегка перехватило дыхание (а еще стало неловко… она же пела!), Пэт увидела, что никакой татуированной кельтской поэтессы в комнате нет, зато есть новый друг Люк, который сидел на полу в футболке «Отверженные», опершись спиной о кровать, с учебником в руках, а сам Лиам, нахмурившись, что-то яростно печатал. Окно было открыто, впуская аромат сырой земли с влажных полей, который смешивался с ароматом кондиционера для белья. Если они и курили или даже пробовали травку (ах, дорогие далекие 1980-е), то что с того? Бывали вещи и похуже.

– Хотите чаю или кофе, ребята? – спросила она с облегчением: образ трейлерного парка отступал все дальше. Лиам покачал головой, не глядя на нее; Люк сказал «нет, спасибо». Что-то в его словах прозвучало как отпор.

– Ты вроде собиралась на аквааэробику? – В голосе Лиама слышалось обвинение.

– Возникли другие дела. – Пэт машинально нащупала в кармане бумажку с номером Пронырливого ремонтника. – А я думала, ты будешь за городом.

– И что же навело тебя на такую мысль, мама? – Он продолжал печатать, не отрываясь от экрана.

– Так написано у тебя в Фейсбуке.

– О, ну Фейсбук, конечно, – это истина в последней инстанции, – голос Лиама был усталым и терпеливым; верный признак недовольства.

– Все хорошо? – спросила она.

Лиам не ответил, а в вежливом кивке Люка было что-то резкое. Резкий. Это слово хорошо описывало Люка: угловатый, резко очерченные черты лица, острый нос между темно-карими, почти черными глазами… глазами, которые никогда не смотрели прямо и открыто, а скорее косо, исподтишка, усмешка на губах.

– Оставайся с нами кушать, Люк, – предложила она, надеясь, что улыбка или кивок сможет рассеять чувство неприязни. Но на ее словах Лиам напрягся. Неужели это из-за слова «кушать», которым он часто дразнил ее? – Ничего вычурного, просто жаркое.

– Люк – веган, мама, – отрезал Лиам таким тоном, что у нее возникло ощущение, будто она только что пыталась запихнуть гамбургер в рот мальчику.

– Я могу сделать пасту, – робко сказала она. Паста же бывает веганской?

– Вообще-то мне нужно уходить, когда мы закончим. – Люк даже не скрывал своего пренебрежения, и она ощутила раздражение.

Такое поведение шокировало ее; она гордилась тем, что ей нравятся друзья Лиама, и это взаимно. «Она не похожа на других мам», – часто слышала она, когда отвозила подростков на крикет или забирала их в разной степени опьянения с вечеринок. Очевидно, Лиам хотел, чтобы она ушла, но что-то удерживало ее на месте… По какой-то причине ей не хотелось оставлять сына наедине с этим парнем. Она вспомнила о записанном номере.

– Если нужно вычислить мошенника… – Оба парня посмотрели на Пэт, и ее голос дрогнул. – Ну, который звонит людям… и у вас есть номер, его можно поискать в интернете?

Кажется или Люк рассмеялся?

– Какой именно поиск? – Тон Лиама был одновременно терпеливым и язвительным.

– Вы про Гугл? – Теперь тон Люка был ох каким вежливым, но Пэт не упустила взгляда, который тот бросил на Лиама.

– Разве в интернете нельзя найти что-то подобное? – Ее опыт в интернете сводился к распродажам в «Маркс-энд-Спенсер», авиабилетам в Малагу и прослушиванию «Флитвуд Мэк»[25] на Ютубе. – Где вводишь несколько телефонных номеров?

– Я думаю, она имеет в виду «Фэтч», – сказал Люк. И снова нарочито вежливо.

– О, точно. – Лиам протянул руку, не отрываясь от экрана, и Пэт достала из кармана флаер хорового общества. Лиам посмотрел на желтую бумагу с недоверчивым выражением, от которого ей захотелось его шлепнуть.

– На обороте, – пояснила она. – Написано ручкой.

– И это все? – Снова это нетерпение. – Мне нужно больше одного номера.

– Я думала, ты просто введешь его. – Пэт ненавидела оправдательные нотки в собственном голосе.

– Мама, это многоэтапный алгоритм поиска… ключевое слово – много. Один – это не много.

– Я думала, количество не имеет значения.

– Значит, неправильно думала. – Сын отвернулся: ей определенно намекали, что аудиенция окончена. Пэт почувствовала, как горят ее щеки.

Еще совсем недавно, если б он отвернулся от нее или заговорил таким тоном, его бы ждал выговор, нравоучения и, возможно, быстрая трепка по заду. Когда же этот момент прошел?

Пэт не стала спускаться вниз, а пошла в спальню и села на кровать, чувствуя себя старой, толстой и дряблой. Ее тело побаливало, морковь закончилась, и даже друзьям Люка она больше не нравилась. Внезапно она вскочила (ой!) и распахнула гардероб, хватая топы, юбки и свитера: розовые, голубые, оранжевые, фиолетовые, откровенные, веселые, осенние – и швыряя их на пол. Кого она пытается обмануть? Она была наивной, неряшливой женщиной за пятьдесят, которую терпят ее сын и его друзья, и ей следовало бы перестать одеваться так, будто она на двадцать – нет, тридцать! – лет моложе. Шалфейный топ упал на вершину кучи. В гардеробе остались лишь вещи сдержанных голубых, серых и зеленых тонов из тянущейся ткани размера XL. Когда Пэт складывала одежду в благотворительный пакет, на пол упала розовая туфля.