Кофе в бумажном стаканчике

В этот момент Надя, согнувшись от невыносимой боли, с облегчением освободила желудок. Если бы не Сергей, она упала бы, но он, не выказывая отвращения, деликатно удерживал ее, не мешая тому, что с ней происходило, – будто давно привык ухаживать за тяжелобольными и нисколько не тяготился этим. Мама сдавленно охнула и прижала руки к лицу, округлившимися глазами наблюдая за дочерью. Когда все закончилось, Надя обессиленно облокотилась на мужа, из глаз ручьем полились слезы.

– Галина Борисовна, или вынесите миску, или придержите дочь, ей действительно нехорошо, – он сказал это с раздражением, как медсестре, испугавшейся вида крови.

Мама схватила миску, поспешно ушла в ванную. В кухне в одних семейных трусах появился заспанный отец. Сергей стал гладить всхлипывающую Надю по голове.

– Ну-ну, солнышко, сейчас будет легче. Давай еще воды. Надо попить.

Надя замотала головой, но он мягко и настойчиво повторил:

– Надо попробовать еще, милая, хоть немного. Поверь, я знаю. Это мучительно, но я рядом, ничего плохого с тобой не случится.

Отец неодобрительно спросил:

– Что здесь происходит?

– Надя чем-то отравилась, – мама подала Сергею вымытую миску.

– Только этого нам не хватало! – почесав пятерней затылок он, недовольный и помятый, ушел обратно в спальню.

– Галина Борисовна, идите отдыхать, мы сами. Ей надо расслабиться. Не бойтесь, я врач, в конце концов.

Раздосадовано пожав плечами, мама ушла вслед за отцом.

…Это была ужасная ночь. Надя пережила еще один жуткий приступ дурноты и, совершенно обессиленная, задремала. Открыла она глаза поздно, когда мрачное зимнее утро заглядывало в окно, и в скудном свете можно было различить очертания мебели. Сергей лежал рядом – ждал, когда она проснется, помог ей одеться. Они вышли на кухню, где семья Головенко уже давно завтракала. С отвращением отодвинув от себя горячие оладьи, Надя через силу выпила несладкого чаю. Родители, не глядя на них с Сергеем, возбужденно обсуждали, чем она могла отравиться. Отец беззлобно поругивал мать за то, что продукты были несвежие, она в ответ притворно возмущалась, обвиняя отца в клевете. Сергей молчал, не вступая в разговор, будто знал нечто, известное только ему.

Лучше Наде после завтрака не стало, никакой речи о том, чтобы навестить бабушку, уже не было.

Город своего детства Надя покидала с громадным облегчением, словно сбегала от чего-то чрезвычайно сложного, чего не могла до конца осознать, чтобы простить и себе, и родителям. Ей было нехорошо. Всю обратную дорогу она дремала, прислонившись головой к окну. Сергей пытался уложить ее на заднее сиденье, но она категорически отказалась – ей очень хотелось чувствовать мужа рядом и, просыпаясь, видеть его сосредоточенное лицо. Думать о том, что он остался единственным близким человеком, о котором она еще, по сути, ничего не знает, было невыносимо. И все же эти мысли были успокаивающими, несмотря на то, что настроение после посещения родного дома было безнадежно испорчено, а ощущение новогоднего праздника исчезло без следа.

Ранний токсикоз накрыл Надежду с головой так же неожиданно, как и внезапная снежная буря, прилетевшая в раскисший от дождей город на следующее утро после их возвращения. Не в силах подняться с постели, она лежала пластом, с трудом преодолевая дурноту. Метель, так редко посещавшая Крым, в этот раз решила по-настоящему отыграться. Она яростно швыряла в окна сухую снежную крошку, и, казалось, пыталась выдавить стекла, утробно завывая в трубах. В доме было тепло, сухо, бесконечно уютно. По сравнению с этим уютом происходящее за окнами напоминало чуть ли не конец света, заставляя тело вздрагивать от особенно резких порывов ветра.

Сергей то и дело подходил к кровати, успокаивающе гладил жену по голове, иногда ложился рядом и читал. Когда он был с ней, становилось легче, она засыпала. Ближе к вечеру он уговорил ее поужинать. Как ни странно, после еды дурнота отступила, Надя снова задремала, слушая, как беснуется за окном ночная вьюга. К счастью, впереди было еще пять выходных и рождественские праздники, можно было спокойно болеть и не думать о делах.

Мамин телефонный номер Надя набрала на следующе утро, сообщила, что тест на беременность оказался положительным, пожаловалась на свое тяжелое состояние. Мама посочувствовала, по-бабьи вздыхая в трубку, сказала, что у нее такого не было, пообещала звонить и смущенно попрощалась, будто не знала, о чем теперь разговаривать с замужней дочерью. Похоже, родители все еще не могли прийти в себя после неожиданной встречи с зятем.

Валяясь в постели, Надя с грустью размышляла о том, что после поездки с Сергеем в Цюрупинск нить, связывающая ее с родным домом, утончилась до предела. Своим замужеством она окончательно разрушила с трудом сохраняемое хрупкое равновесие, ощутимо зашатавшееся после ее отъезда в Крым. Оставалось надеяться только на то, что со временем они привыкнут к Сергею. Когда это случится, сказать было трудно – ее родители слишком замкнулись в своем устоявшемся мирке, чтобы суметь быстро принять новую, совершенно незнакомую им дочь.