Кофе в бумажном стаканчике

Захлебываясь, она выпила почти половину нагревшейся, отдающей солярой жидкости, часть пролила на себя, намочила лицо и сожженные солнцем шею и руки. Стало чуть легче, ушла из головы тяжесть, боль стала приглушенной. В кабине повисло неловкое молчание. Она снова стала жадно пить, подавилась, сильно закашлялась.

Тот, что был за рулем, не выдержал:

– Где твой муж? Авария? Может, ему нужна помощь?

– Не знаю. Уехал совсем, с ним все в порядке… В отличие от меня.

– Вот как? А-а-а… Бросил, значит… – удивленно протянул водитель и вздохнул, – да-а, разное я видел, но чтобы вот так собственную жену отделать… Ты давно с ним живешь?

Диана огрызнулась:

– Не твое дело.

Она подумала, что зря грубит своим спасителям, но злость на Марка и на собственную глупость стала всепоглощающей, на голые колени закапали крупные слёзы жгучей обиды. Парни демонстративно отвернулись, оставив ее в покое.

Дорога угадывалась где-то внизу под передком тупой кабины – шла то прямо, то под уклон, то начинала петлять. Диану подташнивало. Чувство тревоги, словно шоркающая мышь, копошилось под сердцем, готовое вырваться паническим криком при первом же сигнале опасности – идти по горной дороге, похожей на широкую тропу, было намного проще. Человеку места на ней достаточно, но для грузовика его явно не хватало. Однако водитель легким движением чуть поворачивал в нужную сторону руль, и движение многотонной машины продолжалось – медленное, верное, осторожное. Если ее начинало нести под уклон, он вжимал ногой в стоптанном резиновом шлепанце тормоз до упора. Машина осаживалась, скрипя на весь перевал тормозными колодками, пыхтела и, послушная его воле, опять едва ползла. Смуглолицый, отвернувшись от нее, внимательно разглядывал ущелье. Диана, чувствуя себя лишней в этой перегревшейся кабине, решила первой преодолеть отчуждение.

– Как вас зовут? – она задала вопрос собственным коленям, ни к кому не обращаясь, голос ее сбился.

– Иван, – добродушно ответил светловолосый водитель.

Она только сейчас боковым зрением увидела, что имел он весьма внушительное брюшко, был небрит. Его выгоревшая на солнце футболка на выступающем животе пошла пятнами то ли от мазута, то ли от жирной пищи.

– Андрей, – смуглолицый процедил имя сквозь зубы, не удостоив ее даже поворотом головы. Ему явно не нравилось происходящее.

Она лихорадочно обдумывала, что бы спросить…

– Вы довезете меня до трассы? – вопрос повис в воздухе.

Андрей пробормотал в сторону окна что-то матерное, а Иван хохотнул:

– Если сами доедем, – улыбка у него оказалась неожиданно добрая, белозубая.

Диана замолчала и стала напряженно смотреть вперед. Она думала, что по сравнению с тем, что она пережила всего час назад, ехать было хорошо. Никакой угрозы от ее попутчиков не исходило, Диана расслабилась, попыталась думать о Марке, но это делать ей уже не хотелось, словно его никогда не было. Возникло необычное ощущение, будто он, бросив ее на произвол судьбы, сам давно сгинул в провале, не оставив после себя даже тени сожаления. Сидящие по бокам сильные мужчины, грязные от пыли и пота, но уверенные в себе и своей неповоротливой машин, были по-настоящему реальны и молча продолжали делать свое дело. Этот контраст был настолько разительным, насколько отличалась рафинированная скучающая Диана, которой она была до сегодняшнего утра, от молодой женщины, едущей в грузовике, – еще не осознающей до конца это отличие, но понявшей, что оно необратимо.

…После относительно ровного участка начался уклон. Горы придвинулись, ущелье сузилось. Ослепительное солнечное сияние закрыла тень от нависающей скалы, стало прохладнее. Впереди дорога делала петлю почти в сто восемьдесят градусов под отвесным каменным выступом. Опорная стена была разрушена падающим со скалы селем во время весенних паводков, размытая дорога сузилась неимоверно. Диана внутренне сжалась, с ужасом думая о том, что им придется здесь ехать, но обратно дороги не было. Иван сосредоточился, переместил ногу на педаль тормоза, подсел ближе к рулю. Андрей напрягся. Машина, скрежеща боком о выступающие камни, впритирку пошла через поворот. Шум стоял невероятный, нервы напряглись до предела. Диана мысленно попрощалась с жизнью, но странно: где-то в подсознании мелькнула уверенность, что в обществе этих неопрятных мужчин с ней ничего не случится. В кабине резко запахло мужским потом, лицо Ивана стало багровым от напряжения.

Наблюдавший за правым бортом Андрей закричал:

– К стене прижимайся, к стене, мать твою!.. Иди вплотную… Колеса провисают! – и более растерянно добавил, – ё-моё… полный песец …