Кофе в бумажном стаканчике

Надя опустила голову и задумалась. Вот он, ее Сергей, перед ней – совершенно открытый, искренний, страдающий. Достаточно согласиться с ним. Просто сказать «да». Но разве можно вернуть старое, когда так все изменилось? Черная кошка пережитого недоверия неподвижной тенью сидела между ними и не собиралась покидать насиженное место. Что-то нужно было сделать, чтобы прогнать ее, но что – Надя не знала. Это было невыносимо больно, разрывало ее изнутри, мешая вздохнуть. Он был рядом, но она его боялась.

Устав молчать, Сергей взял ее за плечи и поднял со стула, намереваясь обнять, но Надежда, испугавшись, жестко оттолкнула его и горько расплакалась. Он, казалось, не обратил никакого внимания на ее сопротивление.

– Надя, поехали домой, – его голос стал умоляющим, он взял ее лицо в ладони, стал вытирать слезы, его глаза странно заблестели, – поехали, хватит плакать, ты не должна больше плакать!

Надя судорожно схватила его за кисти больших сильных рук, крепко сжала их ладошками, останавливая, будто это движение могло удержать ее от рыданий, и глухо проговорила:

– Я не поеду, Сергей. Ничего не выйдет. Я не верю тебе!

Отпустив его, она прижала ладони к глазам и зарыдала еще громче. Объяснять свои чувства не было сил, отчаяние захлестнуло ее мутной волной, эта волна подмяла под себя последние остатки самообладания. Она не могла больше видеть Сергея и крикнула сквозь слезы:

– Убирайся к своим бабулям и милочкам! Я завтра уезжаю домой! Навсегда!

Он отстранился, его голос стал неожиданно спокойным.

– Хорошо. Не хочешь – не надо.

Посмотрев долгим внимательным взглядом, будто хотел запомнить ее вот такой – окончательно раскисшей, обреченно рыдающей, он ничего больше не сказал и вышел из кухни. Громко хлопнула входная дверь, все затихло.

– …О, господи! Как же быть? Как выжить? Они решили меня совсем доконать сегодня!

Надю сильно трясло, руки дрожали, голова налилась тяжестью, в глазах потемнело. Было ощущение, что вот-вот наступит обморок. Надо было срочно успокоиться и уложить перепуганную ее слезами дочь спать, ей ни в коем случае нельзя так распускаться. Она открыла кран, долго плескала себе в лицо. Вода за день нагрелась в трубах и слегка отдавала железом. И все же стало легче, головокружение прошло.

На ослабевших ногах Надя направилась в комнату, вытирая полотенцем опухшее от слез лицо – искать настойку валерианы, – и в темном коридоре столкнулась с Сергеем. Он держал в руках два одинаковых белых пакета. Один он молча вручил ей, а второй понес в комнату. Надежда взяла пакет и, как привязанная, пошла за ним следом. Сергей достал большого розового зайца, аккуратно положил перед испуганным ребенком.

– Прости, дорогая, тебе сегодня досталось больше всех.

Ляля застеснялась, но зайца взяла, прижала к себе.

Он повернулся к Наде, забрал у нее пакет.

– Пойдем, надо приготовить ужин.

– Сергей, ну что ты творишь, – она топнула ногой, на глаза снова набежали слезы, – какой ужин?

– Вкусный, моя милая. Очень вкусный.

Он показался ей странно веселым, как будто знал, что теперь делать, – например, готовить ужин. И Надя сдалась, послушно последовала за ним на кухню. Когда он, выложив на стол мясо и овощи, начал озираться в поисках ножа, доски и сковородки, она не выдержала:

– Ты здесь ничего не знаешь, иди в комнату, я сама.

Все еще всхлипывая, она стала возиться с отбивными, привычные действия ее успокоили. Когда мясо было зажарено, а салат нарезан, они вместе вкусно поужинали. Ляля, с удовольствием угощаясь клубничным йогуртом, крепко держала зайца в руках и поглядывала на отца, наивно удивляясь его внезапному появлению. Надя молчала, надеясь, что он после ужина уйдет. У нее не было никаких мыслей – только недоумение, зачем все это, если завтра она отправится домой и больше никогда его не увидит? Но он не ушел – очень серьезно сказал, что устал и хочет спать, как будто Наде это было интересно. Не дожидаясь ответа, прямо в одежде устроился на старом диване, накрылся застиранным покрывалом и спокойно отвернулся к стене. Надя не знала, что думать и как себя вести. К счастью, этот безумно длинный день вымотал ее до предела, она моментально провалилась в сон, едва легла, и проснулась ранним утром, когда в ветвях вишен начали привычно шуметь воробьи.