– Мы уже говорили ведь о том, что к миссис Мариани приехали погостить родители, – ответила я. – Радостное событие, но кое-что меня тревожит. Во-первых, семейство Бьянки по рассказам никогда не казалось особенно богатым, а теперь они все вместе, не раздумывая долго, отправились в весьма дорогостоящее путешествие. Да и украшения на «милой Клотильде», – я не удержалась от усмешки, вспомнив, как просила называть себя романка, – сделают честь, пожалуй, и герцогине. А во-вторых, Бьянки стали не просто «Нарвенья», а «де Нарвенья» – значит, получили земли и, возможно, титул – отсюда и претензии на то, чтобы не просто поселиться в отеле, а стать гостями графини Эверсан-Валтер.
Движения метёлки, которой Мэдди обмахивала раму картины, замедлились.
– Но ведь это хорошо для Паолы, да, леди Вирижния?
В последний момент я удержалась оттого, чтобы надавить на виски, как иногда делал маркиз Рокпорт.
– Безусловно. Однако молодая, в достаточной степени обеспеченная вдова куда свободнее вновь обретённой и отныне единственной дочери титулованных и богатых родителей. Паолу уже пытались в юности запереть в монастырской келье, – вздохнула я. – А теперь она довольно свежая, до срока овдовевшая особа, которую здравый смысл подсказывает выдать вторым браком за подходящего человека. Скорее всего, состоятельного, но вряд ли молодого. Какой-нибудь друг отца или троюродный дядя по материнской линии…
– А вы? – вдруг спросила Мадлен.
Я растерялась от столь крутого поворота беседы.
– Не понимаю.
– А вас к кому здравый смысл сватает?
Лицо у меня вспыхнуло. Я вспомнила и Лайзо, и дядю Рэйвена – того самого «друга отца», пусть и совсем не старого, и понимающего мои стремления и желания лучше, чем многие и многие, но всё же… но всё же…
– А, Виржиния! Вы ещё тут! – раздался неожиданно знакомый голос, и я отбросила несвоевременные матримониальные размышления. – Я и не надеялся вас застать, но пришёл. И повезло же мне!
– Рыбного пирога? Кофе? – улыбнулась я, чувствуя неимоверное облегчение.
– Ну, разумеется, у меня после завтрака ни крошки во рту не было… К слову, а когда я завтракал-то, вчера или сегодня? – задумался Эллис, и лицо у него стало одухотворённым и грустным.
Мы с Мэдди переглянулись, преисполняясь искреннего сочувствия.
На некоторое время нас поглотила умиротворяющая суета: тепло кухни, запах выпечки, фарфоровый кофейник с высоким носиком, салфетки и подносы… Но детектив наблюдал за нами несколько рассеянно, отстранённо, словно мыслями пребывал где-то ещё.
– Он умер, Виржиния.
– Что? – обернулась я излишне резко. Нашарила рукою спинку стула для опоры, тяжело опустилась. – Что вы сказали?
Эллис задумчиво вытаскивал вилкой начинку из пирога, пока не осталась только пустая корочка.
– Салих. Нет, конечно, ясно было с первого взгляда, что бедолага и до вечера не дотянет, но дело скверное. Кто-то заигрался, – добавил он напряжённо. – И этот дрянной до дна своей гнилой душонки человек считает, что ему дозволено всё, и мы не сумеем его остановить. А чем дальше, тем чаще мне самому кажется, что убийца доведёт замысел до конца. Я предупредил Барнелла, отвёл в сторонку и выложил ему всё начистоту. Но этот дамский угодник, представьте, всерьёз меня не воспринял. Арестовать бы его поскорей, – ворчливо закончил детектив.
Тут вспомнилось всё, что говорили о докторе утром: о пилюлях с мышьяком, которыми он ранее снабжал покойного, о том, что именно Леонард Барнелл, «Львёнок», отвечал за лечение циркачей, о его привилегированном положении относительно остальных. При первой встрече на арене, сразу после нападения медведицы, он показался ничем не примечательным: стареющий, лысоватый охотник до женских сердец, немного франт, скорее хитроватый, чем умный, отнюдь не атлетического сложения…
– Перчатки! – вдруг осенило меня. – Доктор Леонард Барнелл носил перчатки, так же как и убийца Конделло! И Барнелл первым обнаружил мёртвой метательницу ножей!
– Чудесное умозаключение, – мрачно поддакнул Эллис. – Настоящий убийца разве что плакат не нарисовал, как «Благодетельные леди», обличая его. Но вы разве не заметили, Виржиния? Первый, на кого собирались возложить вину за смерть герцога – Барнаба Конделло; до ареста он сам убит метательным ножом. Владелица ножа, Нора Томпкинс, насмерть забита путлищем. Путлище, понимаете? Это по лошадиной части. А лошадьми занимается у нас кто? Точнее, занимался.
Голос у меня разом сел.
– Салих был берейтором.
– В яблочко, – усмехнулся детектив невесело и вонзил вилку в истерзанный пирог. – И вот теперь Салих умирает. Причина смерти – пилюли, которые ему выдал якобы Леонард Барнелл… Наш доктор – не убийца, Виржиния. Он будущая жертва. Я, конечно, выставил охрану вокруг лагеря циркачей, свои люди, надёжные. И Барнелла предупредил, и мисс Ишервуд, хотя в её состоянии это бесполезно – она была сильно привязана к Салиху. Завтра к вечеру, самое позднее, послезавтра к утру, я получу разрешение на арест доктора и упрячу его за решётку, для его же безопасности.
– Если он доживёт.