Кофейные истории

Разумеется, дышать свежим воздухом в буквальном смысле мы не пошли: леди Хэмпшайр всё-таки нездоровилось, она зябла и передвигалась медленно, словно превозмогая боль. Взять трость герцогиня, вероятно, считала ниже своего достоинства, однако на мою полусогнутую руку опиралась всем весом, так, что место чуть ниже локтя у меня вскоре онемело.

– Вы ведь совсем не знали его, так, леди Виржиния? – спросила она, когда мы взбирались по лестнице. Горничная, Эбби, следовала в нескольких шагах за нами, готовая в любой момент поддержать хозяйку. – Пожалуй, надо вас познакомить. И не глядите на меня так, – добавила герцогиня, и уголки губ у неё слегка приподнялись. – Я не сошла с ума, как бы леди Фэйт этого ни хотела. Вы сейчас поймёте.

Её слова совсем недолго казались загадочными – ровно до того момента, как мы очутились в галерее, длинной, и, похоже, огибающей особняк. Здесь гуляли страшные сквозняки; было весьма свежо, если не сказать холодно, но меня бросило в жар: со стены, от начала и до самого конца, глядело одно и то же лицо, повторённое в десятках вариаций, обрамлённое самыми дикими образами, от древнего романского императора и жреца-дубопоклонника до лётчика, от рыцаря, полностью скрытого латами, до обнажённого фавна, возлежащего на траве…И, Святая Генриетта, фавн был изображён уж слишком фривольно!

Руфус Дрюмонд Амброуз, герцог Хэмпшайр, очевидно, любил живопись в несколько специфическом виде.

– Мой покойный супруг собирал портреты, – с явным удовлетворением сообщила герцогиня. – И любил, знаете ли, смелость, дерзость. Как вам, к примеру, эта работа? – и она ткнула веером в сторону злосчастного фавна.

Немалых трудов мне стоило сохранить самообладание и ответить с достоинством.

– О, похоже, он был человеком, лишённым предубеждений.

– Истинно так, – кивнула она. – И человеком многих страстей. Пойдёмте-ка, я покажу вам нашу любимую картину…

Помимо портретов, на стене были развешаны и забавные безделушки, как то: фарфоровая козлиная голова, карнавальная маска из Серениссимы, бронзовое блюдо с затейливой чеканкой, чучело совы, к которому зачем-то приделали рожки… Я скользила по ним взглядом, то ли отдыхая, то ли прячась от многократно повторённых ликов умершего герцога, в таких количествах совершенно невыносимых. И – вдруг споткнулась.

Между рыцарским и монашеским портретами на стене виднелось отчётливое тёмное пятно.

– А здесь тоже что-то располагалось? – указала я на него герцогине.

Она нахмурилась.

– Действительно, сейчас припоминаю… Там была маска с Чёрного Континента, говорят, сделанная из человеческой кости. Лорд Хэмпшайр ею весьма дорожил. Представления не имею, куда она могла задеваться, но это и не столь важно. Вот, взгляните, – махнула она веером. – Этот портрет он считал лучшим, и я разделяю его мнение.

Покойный герцог был изображён на нём в королевском наряде, с горностаевой мантией, но, признаться, он интересовал меня в ту минуту меньше всего. Потому что в отличие от леди Хэмпшайр я догадывалась, куда подевалась та костяная маска. Фея Ночи утверждала, что той ночью, когда напали на лагерь циркачей, она слышала рожок Тисдейла, некогда до смерти затравленного человеком, похожим на герцога Хэмпшайра, и видела под накидкой череп. Но там, готова спорить, был вовсе не череп, а маска – и именно та, что пропала из особняка, а значит убийца входил сюда, как себе домой.

Гулкая тишина галереи показалась мне зловещей.

– Скажите, леди Хэмпшайр, ваш дом не посещали посторонние между девятым и одиннадцатым апреля?

Взгляд у герцогини вмиг стал неприятным, колючим.

– Сразу видно невесту маркиза Рокпорта, – произнесла она. Прозвучало это, впрочем, довольно мягко, без враждебности, что вместе с выражением лица порождало странный диссонанс. – Около трёх десятков давних друзей и недругов заглядывали ко мне, чтобы выразить соболезнования. И я отошлю вам весь список, если вы расскажете, почему вы задали столь странный вопрос.

У меня появилось совершенно ясное ощущение, что ей и так это известно, что здесь спрятана некая неприятная правда, причём спрятана ею же, герцогиней – женщиной хладнокровной, несмотря на всю свою страстность, и рассудительной. И взгляд, полный даже не затаённой – подавленной враждебности, словно я, не зная того, покусилась на нечто важное…

Нет, правду говорить нельзя. В конце концов, ведь это не моя тайна, а тайна следствия – то есть она принадлежит Эллису, а для леди недопустимо брать чужое, будь то идея, поношенное платье или остроумная шутка.

– Вы же знаете, в «Старое гнездо» захаживают весьма эксцентричные люди. И вот один репортёр из «Бромлинских сплетен» рассказал недавно презабавную вещь: будто бы на берегу Эйвона нашли странную маску. Только и всего, – пожала я плечами. – Но, конечно, это никак не может быть маска из вашей коллекции.

Она принуждённо рассмеялась.

– Да уж, с трудом могу себе представить, чтобы кто-то из моих гостей выкрал у нас безделицу и выбросил её в Эйвон. С моста! – и она хрипло, каркающе рассмеялась. – Пойдёмте-ка назад. Холодно.