Это прозвучало до отвращения правдоподобно. И объясняло многое: и то, что леди Фэйт редко показывалась на публике вместе с родителями, и её скандальные связи с ширманскими обществами… Воспитание в семье со столь высоким положением вряд ли было слишком уж строгим; Дагвортские Близнецы, к примеру, получали довольно много свободы в сравнении с детьми какого-нибудь провинциального баронета. Парадоксально и не совсем справедливо: тяжелее всего приходилось именно отпрыскам из небогатых и недостаточно родовитых семейств, а крайняя бедность, как и выдающееся богатство вкупе с титулом давали своего рода карт-бланш. Нет, случалось, что чрезмерно взыскательные и суровые родители невольно подталкивали своё чадо к бунту, однако герцоги Хэмпшайрские не походили на излишне придирчивых в воспитании людей.
А вот если леди Фэйт была в своё время удочерена – и, более того, знала об этом… Столкнувшись с непомерной гордостью и крутым нравом такого человека, как покойный ныне герцог, девушка более слабая могла бы остаться со сломленной волей, превратиться в вечное напоминание самой себе:
Более сильная же позаимствовала бы у родителей их же оружие – высокомерие, и начала бы собственную войну.
…размышления эти позволили мне скоротать время, пока я ожидала герцогиню в гостиной. И – усмирить злость.
Почти час! Право, я не торговый агент, чтобы заставлять меня томиться так долго!
Зато я получила незабываемую возможность в деталях рассмотреть обстановку. О, герцогиня Хэмпшайр с необыкновенной щепетильностью отнеслась к своему трауру. Всё здесь было чёрным, пепельно-серым и белым, точно в царстве смерти. Покрывала, вышитые подушки, кружевные салфетки; из картин на стене – зимний пейзаж, столь блеклый, что от него веяло холодом; подсвечники – из чёрного стекла, ваза с чёрной и белой эмалью, полная увядающих нарциссов. Ничего металлического и блестящего, всё тусклое, мрачное; даже забытая на краю стола книга – и та в тёмном переплёте.
Разумеется, я заглянула в неё; это оказалось «Слово о смирении».
«В похоронном бюро мастера Горацио Монка и то было больше жизни», – подумалось мне.
На таком фоне моё платье густо-зелёного оттенка, полностью закрытое и украшенное лишь молочного цвета кружевом по вороту и причудливым поясом в тон, смотрелось вызывающе. Мне уже стало неловко, а ведь мы с хозяйкой дома ещё даже не встретились! Впору позавидовать Лайзо; уж он найдёт язык с любой прислугой, пусть и самой чопорной… за исключением, может, экономки маркиза Рокпорта, миссис О’Дрисколл, но подобные ей встречаются раз сто лет, не чаще.
– Миледи, – прервал мои размышления нарочито сухой и бесцветный голос дворецкого. – Ея милошть готовы принять ваш. Пошвольте проводить.
Анфилада комнат, холодных и мрачных, волны тёмных драпировок и несколько минут – и вот я предстала наконец перед герцогиней Хэмпшайрской. «Ея милошть», как выразился дворецкий, изволила наслаждаться чаем, судя по аромату – крепчайшим бхаратским с каплей бренди.
Или с дюжиной капель.
Конечно, она носила траур – самый строгий, какой только можно представить: платье простого кроя из чёрного крепа, убранные волосы, из украшений лишь огромная, с мужской кулак величиной, гагатовая брошь с миниатюрным портретом покойного, и массивная, очевидно, фамильная печатка с гранатом.
– Леди Виржиния, – произнесла герцогиня. – Рада, насколько это возможно в моём положении, вас видеть. Прошу, присаживайтесь. Надеюсь, ожидание вас не утомило?
Вопрос был похож на изысканную издёвку. Однако эта женщина, как бы она себя ни вела, только что потеряла супруга и пережила страшное испытание… Потому я ответила мягко и почтительно:
– Нисколько. Благодарю за беспокойство.
– Вините эту негодницу, Фэйт, – резковато дёрнула подбородком герцогиня. – Я надеялась, что она спустится. Но, похоже, придётся начинать без неё.
Я стиснула веер, унимая волнение. Очевидно, Лайзо оказался прав – с этим семейством что-то было не так.
– Можно её понять, – ответила я осторожно, занимая указанное место. – Леди Фэйт всё-таки лишилась отца.
Герцогиня поджала губы.
– Она ещё не понимает, кого именно мы потеряли. Как и многие в этой стране. Собачья свора, только и знает, что вслед тявкать… Мелкие пороки, мелкие добродетели, ни то, ни другое и упоминания не стоит. Мой… – она сглотнула, затем продолжила на тон выше. – Лорд Хэмпшайр бы гордился такой смертью – дикой, необузданной, под стать ему. Всю жизнь он укрощал дикое зверьё, пока сам не был растерзан. Тем не менее, не в срок. Не в срок. Вы ведь понимаете, о чём я говорю?
Как быстро перешла она к делу!