Кофейные истории

– Она говорит, что её глаза уже очень слабы, и она видит только самое важное… И… и… я не вполне уверена, потому что долго не бывала в Романии и отвыкла от того, какая речь в провинции…

– Святые Небеса, Паола, будьте чуть уверенней в себе! – не выдержав, воскликнула я. – Понимаю, в последнее время вам неспокойно, а за беспокойством всегда приходят сомнения в собственных силах. Но не могли же вы забыть родной язык!

Мы переглянулись – и неожиданно обе рассмеялись, хотя положение наше к этому отнюдь не располагало.

А затем Паола оборвала смех.

– Бабушка Энца говорит, что видела за оградой хромого мертвеца, – сказала она отрывисто. – И, леди Виржиния, после всего, что я наблюдала в этом доме, я не могу отмахнуться от её слов.

– И не надо отмахиваться. Я… я верю.

Сердце у меня точно остановилось на мгновение – такую пустоту вдруг ощутила я в груди.

Всё-таки Тисдейл! И если госпожа Ортезе не ошиблась, если он действительно «мертвец» и по сути своей существо близкое скорее к Валху, чем к людям, то, боюсь, шансов спастись у мисс Ишервуд нет.

– Леди Виржиния? – встревоженно позвала Паола, и это словно пробудило меня… пробудило…

Да нет же, ровно наоборот!

«Даже если обычный человек и бессилен против таких, как Тисдейл, – пронеслось в голове, – то я всё-таки могу кое-что противопоставить ему».

– Прошу прощения, – самообладания хватило лишь на слабое подобие светской улыбки. – Вынуждена оставить вас – у меня появились срочные заботы.

И с этими словами я отправилась в собственную спальню.

Ведь лучшее, что я могла сейчас сделать – это уснуть.

…мне снилось, что особняк на Спэрроу-плейс стал огромным птичьим гнездом.

Расхаживал по нижнему ярусу встрёпанный ворон, распекая перепуганных воробьёв; там, где располагалась раньше детская, сизая горлица с чёрным пятнышком на груди сгоняла в угол двух быстрых синиц, грозно воркуя: «Даже в такую минуту вы не можете посидеть спокойно! Но почему вас двое, где же третий? Что значит – девчонке не скажете?». На краю гнезда подрёмывала старая сова, но стоило к ней приблизиться – и она с жутковатой проворностью развернула голову назад и распахнула глаза.

– Простите, что побеспокоила, госпожа Ортезе, – пробормотала я виновато и поспешила подняться выше.

Мистер Чемберс отчего-то превратился в золотистого фазана; Паола – в ворону; Лиам, крохотный и потешный птенец сокола, обыскивал чердак. А в одной из ниш, образованной переплетением ветвей, прекрасная и печальная белая птица с хохолком восседала на голове огромной красной змеи и вещала исключительно противным голосом:

– …конечно, я не могу ничего тебе запретить. Но всё же прошу задуматься. Нельзя убивать, когда страстно этого хочешь, когда убийство – и есть цель. Поверь, это меняет человека навсегда, необратимо. Впрочем, ты, верно, думаешь, что я ворчу по-старчески и…

– С-с-с-с, – дерзко ответила змея, высунув язык, и тут же схлопотала удар острым клювом.

А затем птица распахнула нежные, зефирные крылья – и укрыла ими змею. И это должно было выглядеть потешно – такое маленькое и слабенькое защищает большое и страшное, но отчего-то мне стало грустно. 

Однако я не могла задержаться здесь и посмотреть, чем кончится дело. Невидимый ветер увлекал меня дальше – от гнезда, источающего тёплый, сладостный свет, от Спэрроу-плейс, окружённой жмущимися друг к дружке домами, от ухоженных садов и чистых улиц. Сквозь мрак, бесприютный и зябкий; сквозь бой часов и ожидание чего-то дурного. Я видела расставленные вокруг ловушки – тонкие, липкие паучьи нити, колокольчики из крысиных черепов, похожие на замёрзшие ландыши – и знала, что это дело рук Валха и что он охотится на меня.

И было всё равно.

«Пускай», – билась мысль в голове, и опасные нити подрагивали, но не могли меня зацепить. Пускай Валх сильнее и опытнее, но сегодня я просто не могу его бояться, не могу ему уступить – у меня есть цель, есть что-то, что могу сделать только я. Стать сном; стать тенью тени; лететь сквозь сети врага, не задевая их.

…кто-то колотил в дверь моей спальни, испуганно и настойчиво.

Но ловушки уже остались позади, и надо мной было только небо в клубящихся тучах, а внизу – город, небрежно составленный из крохотных, игрушечных домов, между которыми петляли улицы. Люди – россыпь подвижных сияющих песчинок, кошки – звёзды с туманной сердцевиной, птицы – крылатые сны… Всё не то, все не те; мне не нужны были они, я искала Фею.

И наконец нашла.

Яркая, но уязвимая, как свеча на ветру, она точно плыла над мостовой, следуя за уродливой марионеткой, похожей то ли на карикатурную монахиню, то ли на паука, то ли на обезьяну в похоронном костюме. Иногда в кукольных чертах мелькало что-то живое и словно бы разумное, но быстро угасало, и марионетка принималась подгонять Фею ещё яростнее. Я кружилась над ними и кричала – тщетно, никто будто и не слышал. А город под их ногами сминался, как старая газета, расстояние сжималось… И только одно здание оставалось нетронутым и, напротив, с каждым мгновением подрастало: амфитеатр Эшли.

– … леди Виржиния! С вами всё в порядке? – донёсся оклик издали.