Когда Алиса упала

Я больше не ору. От моих криков Тоби только страшнее. Его хриплый, измученный голос доносится сверху, он словно истончился. Время от времени Тоби яростно колотит в дверь. Его тоже заперли.

Я лежу на спине. Смотрю на потолок и осколки света, которым удается пробиться через ставни. Утреннее солнце зальет пруд золотом, поднимется, а затем камнем упадет за Бэрроу-рок. Придет новая ночь и погасит эти трещинки света.

Лайонел все знал.

Запястье и пальцы распухли, натянувшаяся кожа твердая и холодная. Кость торчит под ужасным углом. Я осторожно касаюсь ее пальцем: хватит ли у меня духа вправить ее? Но даже от легчайшего прикосновения я почти теряю сознание, пол будто приподнимается с одной стороны. Я держала руки многим мужчинам, когда переломы вправляли настоящие доктора. Я бы орала даже под хлороформом. Как я жалею, что вылила лауданум. Как я жалею, что доверилась Сирше.

* * *

Я резко просыпаюсь от непонятного скрежета. Поднос скользит по полу и утыкается в лоскутный коврик. Сирша сидит на корточках, одной рукой не отпуская ключ, торчащий из приоткрытой двери, другой толкая в комнату поднос. Она смотрит на кровать, уверенная, что я там, но я сижу в углу, спрятавшись за письменным столом.

– Сирша, – шепчу я сипло.

Она поворачивает голову. Седые волосы распущены, глаза влажно блестят в слабом свете. Она цыкает языком, достает что-то из-за спины и пихает ко мне. Белый оловянный горшок.

На подносе четыре куска хлеба, яичница-болтунья и яблоко. Приборов нет. Жестяной кувшин с водой. Не стеклянный.

– Сирша.

Я отталкиваюсь от пола, поддерживая руку. Пальцы уже онемели, но не кисть. Не место перелома. Я стискиваю зубы, проглатывая крик боли. Снова оттолкнувшись от пола, делаю шаг вперед.

– Зачем?..

Она качает головой:

– Проклята ваша семья, вот что.

Встает и, отступив из комнаты, захлопывает дверь, ключ в замке поворачивается.

Кувшин полный, вода переливается через край, когда я тяну поднос к себе. Наклоняюсь. Слизываю капли с бортиков, поднимаю кувшин и пью. В воду добавлено бренди или что-то другое крепкое – Сирша все же чувствует свою вину за то, что предала меня. Капля алкоголя в качестве извинения за мои страдания. Причиной которых она и является.

Смех надувается в горле, как воздушный шар, растягивает его и вырывается наружу. И как это я не предусмотрела. Какая я неосторожная.

Я пинаю горшок, он со звоном отлетает в сторону. Я снова пинаю, горшок отскакивает от стены и, перевернувшись, приземляется у носков моих туфель.

Странные это туфли. Женские туфли из синей кожи с шафраново-оранжевыми пуговками. На щиколотках топорщатся, словно крылья. Юбки непристойно короткие, голые бледные ноги выставлены напоказ. По левой голени из-под язычка туфли до коленной чашечки ползет татуировка. Черные розы, лепестки поела тля. На правой голени нет кожи и мышц, только кости, и сухожилия, и комья земли.

Я хрипло дышу.

У меня стучат зубы, будто от мертвецкого холода. Я не подниму головы. Потому что знаю, что увижу Алису.

Глава 29

Весь день я слушаю, как Кэти с Лайонелом ходят по дому: из гостиной в кабинет, из кабинета в столовую, из столовой в переднюю. Снова заходят в дом, поднимаются по лестнице, останавливаются у двери Тоби, у двери в собственную спальню, спускаются в кухню, шепчутся, проходя мимо моей двери. Один раз я услышала шарканье Сиршы. Ее тень мелькнула в щели под дверью, раскачивалась пышная юбка. Сирша прошла мимо, и тень исчезла.

Я ерзаю, какие-то бумаги шуршат подо мной. И я обмочилась. Как бы я ни дергала, как бы ни старалась стянуть панталоны, ничего не получилось. Теперь моча высыхает на моих бедрах, юбки мокрые.

Во рту пересохло, язык скребет по небу, точно наждачная бумага. В кувшине не осталось воды, ночью я все выпила. Теперь он стоит на столике возле свечи, там, где раньше лежали спички.

Я приподнимаюсь на локте. Боль пронзает руку и плечо. Я хватаюсь за столбик кровати и с трудом встаю. Зажмуриваюсь, чтобы не кружилась голова, и дрожу от холода. Пальцы горят огнем, хотя кровоснабжение в них нарушено, кончики синеватые.

Думай.

Брат запер меня. Завтра он поймет, что его гнев чрезмерен, такого наказания я не заслужила, и выпустит меня. Нет. Не гнев. Злость. Застилающая глаза злость.

Что-то ударяется о стену прямо за шкафом. Один из них или оба в кабинете Лайонела. Я приникаю к замочной скважине. В коридоре никого нет, дверь в кабинет закрыта.

– Послушай…

Но мой голос еле слышен. Я прислоняюсь лбом к дверному косяку.

Скрипит дверь кабинета. Я снова смотрю в скважину. Ситцевые юбки, голубое с персиковым. Кэти шлепает ладонью по бедру. Она приближается, цветочные узоры на ее юбке полностью загораживают мне обзор. Обсидианово-черный глаз, не моргая, смотрит на меня в замочную скважину.

– Не сейчас, – говорит она. Ее взгляд скользит в сторону и возвращается обратно. Не говоря больше ни слова, она выпрямляется и возвращается в кабинет Лайонела.

Я оседаю на пол, боль прорезает тело как ножом. У меня перехватывает дыхание.