Когда Алиса упала

Кэти почти спустилась. Юбки обвиваются вокруг последнего столбика перил. Она не спешит. Останавливается. Прислушивается.

Но Тоби здесь нет. Я замираю, глотая воздух. Он уже на улице. Я мысленно вижу его. Он бежит – быстрый, как косуля, уворачиваясь от лунного света.

– Лайонел? – напевно зовет Кэти.

Ковровая дорожка заглушает ее шаги.

– Его здесь нет.

Я зажмуриваюсь, потом открываю глаза и быстро подхожу к корзине для штопки, не спуская глаз с двери. Тяну за шнурок на талии – умница Алиса, – и ленты собираются, так что подол юбки оказывается выше лодыжек, теперь я не запнусь.

На груде одежды лежит швейный набор. Я поддеваю застежку и переворачиваю футляр. Ножницы вываливаются. Какие они маленькие. Я крепко сжимаю их в здоровой руке.

Кэти прямо у двери. Ключ гремит в замке, трутся металлические детали механизма. Она распахивает дверь, и настенный светильник очерчивает ее силуэт. У бедра она держит лук, стрела лежит на тетиве, острие обращено вниз. Она смотрит на меня:

– Где он?

Я собираюсь с силами, вопреки всему надеясь, что она не успеет поднять лук.

И бросаюсь на нее.

Мы обе врезаемся в стену и падаем на пол, я бью ее деревянной шиной. Я чувствую, как она извивается подо мной, потом выворачивается и, встав на четвереньки, давит коленом, вжимает в пол. Я беспомощно ловлю ртом воздух, перед глазами плывут круги.

Она встает, подбирает лук и тянется за стрелой, но достать не может. Зато могу я и носком туфли отбрасываю стрелу в сторону. Кэти поворачивается за ней, и тогда я, приподнявшись, с силой толкаю ее плечом в бедро, она падает. Ножницы, которые по-прежнему у меня в руке, втыкаются в ковер, но я их не выпускаю. Больше у меня ничего нет.

Кое-как выпутавшись из своих юбок, Кэти отползает, нащупывает на полу стрелу. И накладывает ее на тетиву.

– Я никогда не проигрываю, – говорит она, прищуривается и натягивает тетиву.

Вскрикивает. Стрела ввинчивается прямо в оштукатуренный потолок. Лук отлетает в сторону, а Кэти хватается за ножницы, которые я вонзила ей в бедро.

Беги.

* * *

Яркий лунный свет прорезает лес, рисует тени, которые скрадывают корни и камни, заросли крапивы и черноплодной рябины. Я успела поранить ногу – то ли о сломанный сук, то ли об осколок, оставшийся от теплицы. До боли мне нет дела. Я петляю среди деревьев, стволы в лунном свете отливают серебром, листва – медью и ржой. Бегу по извивающейся тропке, которая ведет к могилам, сначала ныряя вниз, потом карабкаясь вверх.

– Мэрион!

Я разворачиваюсь на звук, замираю и вглядываюсь в темноту. Где-то здесь, рядом, тропка уходит к Стражам. К Тоби.

Вот она. Сразу за могилой Алисы. Я бросаюсь туда, врезаюсь в куст. Цепляюсь перевязью за сучковатую ветку. Рывком высвобождаюсь и вынимаю сломанную руку из перевязи, она безвольно повисает. Ткань перевязи болтается на груди, когда я снова мчусь вперед.

Слева мелькают проблески – отражения на поверхности пруда, словно мне подмигивает какой-то зверь. Скоро покажутся Стражи. Дыхание бритвенным лезвием терзает грудь. Я не чувствую ног.

Но я чувствую ее. Она приближается.

Пружинящий покров из сосновой хвои заглушает мои шаги. Я пытаюсь вскарабкаться на круглые валуны, хватаясь за шершавые выступы. Сползаю вниз, исцарапав лицо и ноги.

Голос Кэти отскакивает от деревьев и камней, я не могу понять, где она находится.

– Мэрион, я просто хочу поговорить. Я тебя не трону.

Ухватившись за молодое деревце, проросшее меж двух валунов, я отталкиваюсь от камня.

Но подтянуться не получается. Одной рукой – никак.

– Я не виновата, Мэрион.

Я больше не могу держаться одной рукой. Сползаю по камню и снова оказываюсь на земле.

– Это все он. Лайонел. Я не виновата.

Под ее ногами шуршат сухие листья и панцири цикад. Она ступает медленно. Останавливается, прислушиваясь.

Я не дышу. Цикады стрекочут то тише, то громче. Шелестят верхушки деревьев.

Хруст ветки. Прямо у моей головы. Я вжимаюсь в камень.

– Где мальчик?

Эмос поднимает меня за плечи и держит, потому что я дрожу всем телом и не могу стоять.

– Я его в обиду не дам, – говорит он и встряхивает меня, точно мешок.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Кэти, выходя из-за дерева.

Эмос отпускает меня, поворачивается к ней:

– Я переду…

Его слова обрываются, будто срезанные серпом. Он складывается пополам. Как-то странно поперхнувшись, делает шаг назад и оседает на колени. Затем падает лицом в землю – длинные волосы откинуты, руки безвольно вытянуты крестом. Стрела так глубоко вонзилась ему в живот, что наконечник торчит из спины. Он судорожно дышит. Кровь пузырится вокруг стрелы. Он дергается. Еще один удар сердца. И последний хриплый вздох.

– Ну вот, – говорит Кэти, перенеся вес на одну ногу.

– Зачем, Кэти?

Она смотрит на Эмоса и, передернувшись всем телом, смеется.

– Милая плакса Лидия, – говорит она и театрально всхлипывает. – Знаешь ли ты, каково это – убивать лучшую подругу? Сложнее, чем ты думаешь.

И вдруг поворачивает голову куда-то влево. Я прослеживаю ее взгляд, и сердце уходит в пятки.

Тоби.

Обеими руками он сжимает маленький «дерринджер». Взводит курок, барабан дергается.