Когда я стала тобой

Я отнесла Салливана в гостиную, подняла с пола сумку для подгузников.

По понедельникам Элла ходила на кружок вязания, и с девяти утра до полудня ее обычно не было дома. Как раз успею взять из домика все необходимое и вернуться. Вчера вечером я уже перенесла автокресло Салливана в твою машину, а фургон спрятала. Провернуть все это в непогоду оказалось нелегко, хотя тащить твое тело в сарай было еще труднее.

Вспомнив о случившемся, я невольно вздрогнула.

Салливан и понятия не имеет, чем я успела пожертвовать ради него в последние месяцы. Скольким людям я причинила боль.

В памяти опять всплыли твои широко распахнутые глаза, хлещущая из головы кровь…

Надеюсь, оно того стоило.

Я пристегнула Салливана в автокресле, бросила сумку для подгузников на пол и закрыла дверцу. Надев шляпу и солнечные очки, устроилась на водительском сиденье. Какая чистая машина! Пахнет кожей и дорогими духами, не то что в моем фургоне, который провонял чипсами и пî́том и был завален детскими игрушками, салфетками и банками из-под газировки.

К счастью, задние стекла у тебя затонированы, поэтому если бы меня и заметили, то решили бы, что это ты отправилась куда-то по делам. Я осторожно выехала из гаража и медленно двинулась по улице, не нарушая скоростного режима. Не хватало еще попасться из-за штрафа.

Через несколько минут Салливан опять задергался, и я почувствовала знакомое напряжение в плечах. Он всегда был беспокойным ребенком, но в последнее время плакал чаще обычного. Может, зубы режутся? Жаль, не спросила об этом у тебя.

И вновь ты проникла в мои мысли. В голове звучали твой голос, твои слова. Я заерзала и глубоко вдохнула.

Когда мой план только начал вырисовываться, я видела тебя лишь на экране компьютера, на фотографиях, в своем воображении. Теперь, после личного знакомства, претворять замысел в жизнь было куда труднее, чем я думала.

Я притормозила у домика, где раньше жила. Помню, как ты впервые зашла в гости и с каким отвращением смотрела на все вокруг. Я тогда едва не выпалила правду – о том, что гостевой домик – лишь временное пристанище, и скоро я уеду из города со своей новой семьей, – но сдержалась, прикусив язык до крови.

Элла явно была на кружке: машины нет, шторы задернуты. Оставаясь дома, она всегда держала их открытыми, даже ночью. Видимо, не боялась чужаков, хотя жила одна. Очень доверчивая женщина.

Она запросто сдала мне домик, не проверив документы и рекомендации. Объявление Эллы я нашла, сидя за компьютером в библиотеке. Позвонила, и мы встретились у нее дома (от мягкого дивана пахло каким-то старушечьим парфюмом). Я включила свое обаяние на полную мощь, дала ей подержать Салливана – и готово! Уже на следующий день я переехала.

Здорово, что все так быстро срослось, потому что до этого я ночевала в фургоне.

Я остановилась у обочины и заглушила двигатель. Салливан по-прежнему кричал и извивался, я с трудом достала его из машины.

– Оставить тебя тут, что ли? – рявкнула я, и он заплакал еще сильнее. – Прости. Прости меня! – В последнее время я слишком часто перед ним извинялась.

– Заткнись на хрен, Келли! – заорала мама, сжимая голову руками. У ее ног валялась пустая бутылка водки, глаза были красными и опухшими.

В воздухе витал неприятный сладковатый аромат, как от перезрелых бананов. Шторы задернуты, и хотя до вечера было еще далеко, здесь всегда стоял беспросветный мрак.

– Прости, – с виноватым видом пробормотала я. Мама просила оставить ее в покое. Ну почему я не послушала? Видно же, что ей плохо.

Я подобрала пустую бутылку и выбросила в мусорное ведро, чтобы мама не увидела ее, когда проснется. Помыла грязную посуду, глянула в окно: на голубом небе ярко сияло солнце. По тротуару шел мужчина, держа за руку свою дочь, и я вновь, как мантру, начала мысленно повторять выдумки про отца.

Он агент ЦРУ и не видится со мной ради моей же безопасности.

Он умер, когда мама была беременна, но перед смертью мечтал лишь об одном – увидеть меня, взять на руки, сказать, что любит.