Когда я уйду

Я засыпаю где-то во время выступления рок-группы «Шоукейс Шоудаун» и, просыпаясь позже, вижу на тумбочке тарелку с нарезанными апельсинами и миску с холодной куриной лапшой. И немедленно вспоминаю о Джеке и о той ночи, когда я на него кричала. Мне следовало просто съесть чертов суп. А потом свернуться у него на коленях, смотреть в несовершенно совершенное лицо и говорить, как я счастлива, что он у меня есть.

Но теперь повезло Памеле. У нее есть он.

Нет.

Я качаю головой, полная решимости продолжать злиться на Джека. Он лгал мне. Предал меня.

Но как бы я ни старалась, не могу найти в себе сил сердиться на него. Это потому, что я люблю его. И потому что предала первой.

Я отвернулась от него в тот момент, когда нужно было повернуться к нему. Провела последние три месяца в поисках жены для него. Твердила себе, что делаю это потому, что люблю его, потому что не хочу оставлять его одного. Но только и делала, что оставляла его одного.

И тут я вспоминаю, что сказала мне Кейли в похоронном бюро. Что это я зря трачу время.

И я немедленно понимаю, что она права. Я зря трачу свое время.

Я думаю о тех часах, минутах, секундах, которые могла провести, гладя его пальцы, обводя лицо ладонью, целуя кривоватую улыбку.

Тех днях, которые могла провести с ним, просто разговаривая о водорослях и бедренных штифтах и о том, как я боюсь умирать. Уйти куда-то без него.

Из глубины моего желудка вырывается звук, очень похожий на вой кота, которого мучают.

Мысль провести вдали от Джека еще одну секунду – больше, чем я способна вынести. И мне остается только надеяться, что Кейли снова права. Что еще не слишком поздно.

– Дейзи? – зовет мама откуда-то из глубины дома. Я слышу ее поспешные шаги. Она почти врывается в комнату.

– Ты в порядке?

– Нет. Мне нужен Джек. Я должна быть рядом с Джеком.

Если я начала все это, может, есть шанс, что я же все и закончу. Может, Кейли права, и еще не слишком поздно.

– Милая, он приедет в воскресенье.

– Сейчас, – говорю я, ставя ногу в носке на пол спальни.

– Дейзи, ляг. Ты не в состоянии…

– Я еду.

Я встаю и игнорирую тот факт, что комната слегка покачнулась.

– Если ты не отвезешь меня, я поеду сама.

– Хорошо! Хорошо! – сдается она. – Сейчас возьму ключи, но оставайся на месте. Я помогу тебе добраться до машины.

Во время полуторачасовой поездки в Афины я репетирую, что сказать Джеку. Как убедить его простить меня, вернуться ко мне, быть моим. Но трудно сосредоточиться из-за покачивания машины и острой боли, ритмично пульсирующей в голове. Я лежу на откинутой спинке сиденья, а мама продолжает бросать на меня встревоженные взгляды искоса, когда думает, что я не вижу.

– Перестань смотреть на меня так, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Я в порядке.

К тому времени, как мы подъезжаем к моему дому, я уже обдумываю возможность прожить в маминой машине до конца дней своих, поскольку не уверена, что сил хватит даже на то, чтобы открыть дверь. Но я каким-то образом умудряюсь медленно приподняться и выглянуть в лобовое стекло. И первое, что вижу – незнакомая машина на подъездной дорожке. Грузовик. Серый грузовик-пикап. И что-то щелкает в голове.

Я видела этот грузовик на Фейсбуке. На странице Памелы.

И тут у меня неожиданно открывается второе дыхание. Я распахиваю дверь маминой машины и топаю по двору к передней двери. Распахиваю ее и ищу глазами Памелу, взглядом льва, высматривающего газель.

Я едва отмечаю, в каком беспорядке находится дом, – где, черт возьми, мой диван? – когда вижу Памелу в прихожей. Идеальный рот удивленно раскрыт, образуя идеальное «о».

– Дейзи! – произносит она.

– Какого черта вы здесь делаете?! – рычу я, удивляясь собственной злобе, словно я мама-медведица, малыша которой только что застрелил подлый охотник. Но это вполне адекватная аналогия. Потому что какая приличная женщина будет встречаться с чужим мужем? Даже если его жена умирает?

Она не успевает ответить. За ее спиной появляется Джек.

– Дейзи, – эхом откликается он. Ноги словно приросли к земле. – Что ты здесь делаешь? Его глаза уже огромны, потрясенные моим видом, но потом расширяются еще больше, когда он успевает разглядеть меня. Только тогда я начинаю сознавать, как выгляжу: голова в бинтах, желтое лицо послеоперационного пациента, мамины серые спортивные штаны, которые задрались на щиколотках во время поездки. И я точно выгляжу особенно мерзко рядом с идеальной Памелой, которая прекрасна даже в белой футболке и рваных джинсах. Что это на ней, черт побери?

Я показываю на Памелу, но моя энергия почти истощилась.

– Что она делает здесь? – слабо произношу я.

Он колеблется. Потом я замечаю, что они переглядываются, прежде чем Джек смотрит на меня. Заговорщический взгляд, которым обмениваются люди с общими тайнами.

Меня обжигает вспышка ревности и гнева.

Он ловит губами воздух, прежде чем сказать:

– Тебе нужно сесть.