То было уже далёкое детство. Третий класс младшей школы. Окита в недоумении. Ну, где это видано, чтобы девчонка была выше на целых четыре сантиметра? А отметка, оставленная на косяке черным маркером, именно об этом и говорила. Да что там говорила, она вопила о том, что сам Окита Соджи проиграл. И кому? Этой долговязой? Мальчишка разглядывал отметку и с той стороны, и с этой. Но ужасные четыре сантиметра никак не исчезали. Даже под грозным взглядом. Сакура смотрела на него с толикой здорового скептицизма. Они же ещё дети, они же ещё растут. И Соджи непременно догонит или даже обгонит отметку, поставленную чёрным маркером.
— Если дальше так пойдет, — мальчишка покачал головой. — Чтобы измерить твой рост, придется таскать с собой стремянку.
Колпачок от маркера болезненно щелкнул Окиту по лбу. Сакура попала прямо в середину, и теперь Соджи был похож на замужнюю индианку с огромным бинди чуть повыше линии бровей. Будто третий глаз открылся.
Примерно до лет десяти у неё была короткая стрижка под мальчика, поэтому когда они гоняли мяч вместе, а потом дрались с соседскими хулиганами за площадку, мыслей, что рядом с Окитой вообще-то девочка, ни у кого не возникало. Не возникало их и когда дети шли ловить цикад да лягушек. Никто не верещал при виде огромного насекомого или склизкого земноводного. А когда у кого-нибудь уплывал сандалик вниз по течению ручья, рискуя оказаться выловленным где-нибудь в Тихом океане, никто не ревел и не жаловался родителям. В дождевых червей палками тыкали тоже вместе. И колени с локтями обдирали, не сговариваясь. Тогда и сам Соджи не особо обращал внимание на то, что перед ним девочка, потому что не важно, кто стоит с тобой в драке плечом к плечу, главное, что рядом, не против тебя.
Третий класс средней школы. Окита кривился и пыхтел. Несправедливость в чистом виде. Которую демонтировал маркер, но уже ядрено красного цвета. Парень подрос, вытянулся к пятнадцати годам, а все еще ниже Сакуры. Только на целых пять сантиметров. Та улыбалась, скрестив руки на груди. Соджи по глазам видел, что Сакура хочет сказать. Он сработал на опережение.
— У тебя все в рост ушло, а надо было в сиськи, — Окита сделал две фигушки и приставил к своей груди.
— Зато у тебя ничего в мозг не ушло. Голова как была пустая, так и осталась, — заявила Сакура.
Обмен любезностями закончился дракой. А потом совместным мытьём полов в наказание.
Третий класс старшей школы. Окита почти доволен. Но ключевое слово здесь «почти». Он одного роста с Сакурой. Пришлось брать синий и зеленый маркеры, чтобы понять, где и чья отметка красуется все на том же косяке.
— Забудь про каблуки, а то никто такую Эйфелеву башню на свидание не позовет, — проворчал Соджи.
— Кто-то что-то сказал? Прости, с высоты моего роста слышно только чей-то писк, — Сакура приподнялась на цыпочки, уверенно смотря поверх головы Окиты.
Они были друг за друга слишком часто, чтобы обижаться на тупые подколы и едкие словечки.
— Я чувствую себя молодой женушкой, — ворчал Окита, аккуратно проходя ваткой по ободранным до крови костяшкам Сакуры.
— А ворчишь, как бабка столетняя. Ауч! — Сакура чуть руку не выдернула из цепких лап Соджи.
— Острить вздумала? — ну точно дряхлая старуха в облике семнадцатилетнего паренька. — Это вообще-то моя прерогатива. А твоя, похоже, устраивать кошачьи драки в туалете. Сакура, ты уверенна, что не переродившийся Такеда Шенген?
— А он, по-твоему, устраивал бабские склоки в сортире? — заметила Сакура.
Окита посмотрел на неё, как на идиотку.
— Фу, как непристойно. И как я только вышла за такого… — Соджи специально сделал голос чуть повыше и пописклявее. — Наверное, за глаза твои красивые, — он поднял взгляд на девушку и широко улыбнулся.
Сакура подавила желание стукнуть его. Очень больно. Окита не будет отчитывать её за драку, как отец, он просто будет за неё волноваться и страховать. Если надо, давать по морде и получать по ней же.
— Соджи, — вдруг позвала Сакура. — Я после выпуска не буду поступать в полицейскую академию, как хочет отец. Пойду в медицинский.
Окита помолчал некоторое время, а потом утвердительно кивнул:
— Правильный выбор. Будешь бесплатно меня лечить.
Свой подзатыльник он не схлопотал лишь потому, что в тот день сам выступал в роли доктора.
Как ему сказать теперь? Окита, я умираю. Знаешь, друг мой, не неси на мою могилу белые хризантемы. Помнишь, мы договорились, что если до сорока никто не устроится с личной жизнью, то поженимся в Вегасе? Так вот, ищи себе другого компаньона на эту авантюру, потому что я сыграю в ящик. Не лей по мне слёз — я не заслужила.