Когда мертвые заговорят

– Кая, Кая! – в поле моего зрения появилось испуганное, заплаканное лицо миссис Нэтвик. – Отпустите ее, черт возьми! – рявкнула она на кого-то за моей спиной, а затем схватила меня за плечи.

Я вцепилась в ее запястья мертвой хваткой.

– Где моя мама? Она у вас? Где она?

От дыма защипало в глазах.

– ГДЕ МАМА? – крикнула я, вытаращившись на нее. – Отпустите меня!

Я оттолкнула миссис Нэтвик и выскочила из толпы на лужайку перед домом. И именно в этот момент прогрохотал сильный взрыв. Дом разлетелся в щепки. Люди за моей спиной ахнули, заорали и кинулись врассыпную, а я – к маме. Жаром дохнуло в лицо. Меня отшвырнуло с силой назад, на асфальт. В локоть врезался осколок стекла. Я вовремя откатилась – через секунду на месте, где была моя голова, оказалась обугленная головешка. На затылке опять открылась рана.

Лежа перед домом на почерневшей от копоти траве, я зажмурилась, чтобы не видеть ни неба, ни звезд. Из-за сильного огня и так ничего не было видно, но я знала, что они там, наблюдают.

Мамочка.

Почему именно ты?

Я накрыла лицо грязными, вонючими ладонями, зажмурившись еще сильнее. Грудь содрогнулась, сквозь тело прошла череда болезненных толчков.

Я решила, что могу просто взять и умереть.

Здесь.

Рядом с мамой.

Ничего больше не делать.

Но скрюченные от боли пальцы потянулись к карману. Меня подхватили на руки и куда-то понесли. Я взбрыкнулась и услышала над головой мужской голос:

– Все в порядке. С вами все будет в порядке. «Скорая» уже здесь.

Ничего не будет в порядке.

– Верните меня на землю! – приказала я так яростно, что почувствовала в руках несшего меня человека дрожь. Продолжая говорить уверенным голосом, я добавила: – Оставьте меня в покое. Со мной все хорошо.

Немного поколебавшись, он поставил меня на землю и что-то сказал о помощи.

– Со мной все хорошо, – повторила я, – мне не нужна помощь. Помогите другим.

Он отвернулся, бросившись к своим коллегам, которые пытались локализировать пожар, чтобы огонь не распространился дальше. Живая изгородь мисс Бакли уже занялась ярким пламенем. Повалил ядовитый дым.

Я отвернулась от хаоса. Достала из кармана таблетки и проглотила сразу две штуки. Руки все еще дрожали, желудок свело болезненным спазмом. Мне не нужна помощь. Сейчас я должна спасти Леду.

Я снова зажмурилась.

Спасти Леду. Убить Джека.

Мама…

Я обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на дом. Перед глазами опять возникла мамина утонченная фигура: вот она кричит, плачет, борется за жизнь, но перед Джеком у нее нет шансов…

Знаешь, кого было легче всего убить, Кая, малышка? С ней я даже не вспотел. Хотя было-то ох как горячо! Там, в твоем доме, сейчас жарко.

Я убью тебя.

Я знала, что должна это сделать.

Я подвешу его на крюк, выпотрошу как животное и расчленю, как он хотел поступить со мной. После этого я расскажу обо всем в полиции и приму заслуженное наказание.

Появившийся план, такой безумный, ненадежный, абсурдный, остудил мое тело. За спиной полыхал жар, но люди не расходились – они хотели зрелищ. На меня никто не обратил внимания, когда я подошла к маминой машине, стоящей у дороги в нескольких метрах от меня.

Я вспомнила, как Джек сказал, что хочет, чтобы все решили, будто я убила мать. Наверное, поэтому он закопал меня на кукурузном поле, а машину бросил у дома – чтобы замести следы. Животное.

Когда я забралась в машину и повернула ключ в замке зажигания – Джек предусмотрительно оставил его, – дом обрушился окончательно. По толпе прокатилась волна изумления и горечи. Я вжала педаль газа в пол, прокручивая в голове последние слова, сказанные Джеком: «По пути сюда я проехал кафе «Дьявольские врата». По-моему, подходящее название для сегодняшнего вечера. Еще одна дрянь мне отказала. Да… было бы у меня больше времени, я бы разделил твое прекрасное тело на части, но, думаю, тебя и так никто не станет искать. Тебя больше некому искать, малышка. Все решат, что ты убила свою мамашу и скрылась».

В моей крови вскипел адреналин, сжигая боль, страх и отчаяние. Перед глазами вместо страшной маминой фигуры в огне возникло ее улыбающееся лицо.

Я люблю тебя, Кая, – ее последние слова врезались в мою память.

Мама, пожалуйста.

Не знаю, о чем я мысленно просила ее; может, о силе духа, а может, о том, чтобы там, на небесах, ей было спокойнее, чем здесь. Я хотела, чтобы перед смертью ей не было больно. Чтобы она не думала, что прожила жизнь зря, чтобы ни о чем не жалела.

Надеюсь, она не жалеет о том, что защитила меня.

Адреналин будоражил мозг, смешивая коктейли из образов. Вот Джорджи улыбается на заднем сиденье машины. Ее кудряшки разметались по спине и плечам. «Терпеть не могу эту шапку», – повторяет она, сверкая глазами в зеркало заднего вида, чтобы встретиться со мной взглядом. Мама на пассажирском сиденье слева от меня, рядом с моей рукой, сжимающей рычаг коробки передач, улыбается, но настороженно: