Когда мертвые заговорят

Все очень долго молчали. Аспен отвернулся к окну, детектив Нильссон качал головой, саркастически поджав губы (должно быть, он думал, что тут действительно есть человек с психическими отклонениями, и это я), а офицер Крестовски скрестила руки на груди и очень спокойно, так, будто не слышала ни одного моего слова, произнесла:

– Проблема в том, что мы не можем отыскать ее. Она будто сквозь землю провалилась.

* * *

У тебя глаза убийцы.

Прихрамывая на левую ногу, я пересекла лужайку особняка Харрингтонов, усыпанную снежной крошкой.

Кая, не вздумай уходить из больницы. Ты ранена. Впрочем, как и всегда, но эти раны – не шутки. Если бы удар пришелся чуть левее, ты бы лишилась легкого.

Я была слепа, а теперь прозрела. Я была глуха, а теперь слышала все: как с неба падают слабые снежинки и ложатся на землю; как вздрагивает под ботинками земля всякий раз, когда я делаю шаг; как дышит Ной, дожидаясь меня у порога за закрытой дверью.

Когда я поднялась по ступеням, дверь распахнулась, и мы с Ноем остановились. Замерли. Он затаил дыхание, как и я.

За моей спиной сыпался снег. Шуршащие холодные хлопья касались спины и волос, мягко ложились на разодранную на лице кожу, охлаждали раны и синяки.

Ной смотрел мне в глаза, держась за дверь, и в то же время я чувствовала, что он заметил каждую царапину, каждую ссадину и гематому и принял эту боль на себя. Его кристально чистые глаза вмещали в себя то, чего мне не хватает: жажду жизни, желание творить и любить. А еще я видела в них жалость, опасение, желание помочь и спасти.

Слов не нужно, когда ты так смотришь, Ной. Можешь смотреть на меня секунду. Десять. Минуту. Сколько хочешь. Я все пойму по твоим глазам. Ты хочешь, чтобы я говорила вслух, чтобы прогоняла чувства через себя, но ты можешь ничего не говорить. Можешь не открываться. Для меня это не так важно – я не хочу тебя мучить. Просто смотри на меня. Смотри, не отрываясь. Здесь нет никого, кроме нас и забытого дома.

Ной протянул мне руку, и я вложила в его ладонь свою. Ной крепко сжал мои пальцы и крепко притянул меня к себе, так крепко, что я почувствовала боль в груди, в животе, в плечах, в скуле, коснувшейся его плеча. Я встала на цыпочки, чтобы быть выше и ближе к Ною, чтобы еще сильнее прижаться к нему. Его теплое дыхание, пахнущее цедрой и шоколадом, прошлось по моим влажным от снега волосам и разгоряченной шее.

Я сморгнула слезы.

– Опять плохой день? – спросил он. Я издала звук, который должен был означать «да», и Ной погладил меня по спине, забрался пальцами под свитер и положил горячие ладони на лопатки. По мне прошла дрожь, но впервые за последние несколько часов это было приятное ощущение. Ной дотянулся ногой до двери. Раздался оглушающий хлопок, а затем все затихло.

– Идем наверх, – прошептал он, доставая руки из-под моего свитера. Я нехотя отлепилась от него и, прихрамывая, направилась к лестнице.

Мы молча забрались в кровать, после того как Ной оставил мою сумку в кресле и помог мне раздеться. Вновь захотелось плакать. И от боли, и от безнадеги – уже конец, вот он, я чувствую, что смерть близка, ближе, чем раньше, – и от желания быть к Ною еще ближе. С ним я чувствую себя защищенной, как будто оказываюсь в другом мире, где мне не приходится бороться за жизнь, преодолевать страхи, побеждать демонов. Селена была права: этот человек существует, человек, рядом с которым я могу стать простой девушкой. Ирония в том, что эти чувства пришли после встречи со Смертью.

– Я сбежала из больницы, – прошептала я, и Ной хрипло рассмеялся. Его рука равномерно поглаживали мои влажные волосы, пахнущие шампунем. Иногда его пальцы останавливались на моем перевязанном плече. Вторая рука скользила вверх-вниз по моему бедру. Когда пальцы Ноя достигали еще одной повязки, на этот раз на колене, они на секунду замирали и затем поднимались вверх.

– Расскажешь, что случилось? – мягко поинтересовался он.

– Это конец, – прошептала я в его грудь, затянутую в футболку, которая посерела от множества стирок. Несколько пуговиц были расстегнуты, и я коснулась пальцами одного из рубцов, покрывавших кожу Ноя. Кажется, он не заметил моего прикосновения.