– Всегда говори «да», – улыбнулась она, – вот мой принцип.
Дориан пораженно уставился на нее.
– Я не думал, что ты когда-нибудь простишь меня.
– И я не думала. Но удивилась, когда ты предложил пожениться. Ты же умираешь, разве нет? – Она снова рассмеялась, и у Дориана закралось дурное предчувствие, породившее тысячу вопросов: она так и не поверила в его смерть? Или у нее истерика? Или она думает, что сейчас он шутит?
Будто в тумане, Дориан ответил:
– Я предложил, потому что понял, что, если ты не выйдешь за меня, после смерти моя душа останется на земле навечно.
Альма сморгнула слезинку, но при этом больше не выглядела как умирающая дикая кошка. Она больше не походила на женщину, истекающую кровью, которую бросил на свадьбе жених. Она все еще не выглядела счастливой, но чувствовалось, что очень скоро станет таковой.
Дориан спросил, пристальным взглядом изучая ее лицо:
– О чем ты думаешь?
Она улыбнулась:
– Сразу обо всем и ни о чем.
Перед смертью Дориан решил, что ему все-таки удалось сделать Альму счастливой.
Для Дориана Харрингтона настал конец. Он даже не подозревал, как на самом деле устал, носясь по коридорам своего пыльного особняка, словно запертый в клетке зверь. Он лишь существовал, а не жил, потому что у него не было возможности покинуть этот туманный город и прожить свое будущее как положено. Он существовал лишь в определенный период после смерти, и сейчас, когда они вместе с Альмой мчались на его автомобиле по широкому шоссе, окруженному пышными зелеными елями и пихтами, он впервые почувствовал себя живым.
Он был счастлив, что больше не придется мучиться и мучить женщину, которая сидит на пассажирском сиденье и улыбается ему очаровательной улыбкой. Она больше не плакала. Она не думала о завтрашнем дне. Возможно, она думала, что Дориан пошутил насчет свадьбы, а возможно, поверила. В любом случае Альма была безмятежной.
Дориан тоже был безмятежным, но примерно раз в пятнадцать-двадцать минут на одну долю секунды его пронзал резкий животный страх, звучавший в голове набатом: ЭТО КОНЕЦ. Он тут же силой воли отгонял его, смотрел на Альму, глядящую в окна на окружающий лес, и искренне улыбался ей.
Хуже всего было то, что Дориан знал: гул страшных мыслей вернется. Поздно ночью, когда он расслабится, страх нахлынет вновь и заставит почувствовать безнадегу. Переосмыслить прожитую жизнь, то, что он сделал и чего
Дориан мог уехать из страны в девятнадцать, но остался ради Альмы и родителей. Оливер отправился в Индию, а затем путешествовал по Восточной Азии, а Дориан сидел в Эттон-Крик. В двадцать один Альма предложила ему переехать в Чехию – она всегда мечтала жить в Праге. Но Дориан отказался. На этот раз из-за Криттонского Потрошителя. Все его дальнейшие решения были из-за него. Все шансы были утеряны из-за Потрошителя. Если бы Дориан не встретил Ноя, точнее Безликого, он бы лишился и последнего шанса быть счастливым.
Дориана вновь и вновь пронзал этот страх: «Время на исходе. Скоро конец».
Но он не собирался ничего делать. Он всю жизнь куда-то спешил, а на самом деле топтался на месте. Сейчас, сидя за рулем автомобиля и сжимая свободной рукой пальцы Альмы, он чувствовал, что наконец-то поступает правильно.
Он делает это ради себя.
Наконец-то он что-то делает только для себя и для нее – единственной женщины в его жизни.
Душа Эттон-Крик затаилась где-то в лесах, прислушалась к ненавязчивой болтовне в салоне машины. Дымкой проползла между деревьями, расстилаясь над землей туманом. Подняла с земли сор, веточки и гниющие листочки, когда мимо по дороге пронесся автомобиль. Кружила в облаках, подглядывая за парой.
В скором времени Эттон-Крик собирался стать свидетелем еще одной небольшой и в то же время огромной трагедии.
– Эй, – вдруг вспомнила Альма, – а ты помнишь… Впрочем, не имеет значения.
– Что? – Дориан бросил на нее взгляд, но она покачала головой и откинулась на спинку сиденья. – Я просто подумала… после всего мы могли бы поехать в Венецию, как и планировали.
Дориан отвернулся и сглотнул. Альма резко выпрямилась:
– А вдруг врачи смогут тебе помочь? Ты ведь не знаешь, что с тобой?
– Нет, не знаю. Но врачи говорят, что я могу умереть в любой момент. То есть даже сейчас, когда я веду машину, я могу отключиться, так что будь настороже.
Альма ответила мрачным взглядом.
– Не думаю, что это повод для шуток, Дориан. Но… – Эти «но» возникали между ними так же часто, как в его груди вспыхивала боль от «все, это конец». Ну почему Альма не понимает, что не будет Венеции? И все планы, которые она строит, это… Но Дориан сам решил не останавливать ее. Он не желал строить воздушные замки, но хотел притвориться, что будет и Венеция, и Прага…
Он прочистил горло и улыбнулся ей:
– Продолжай, мисс Сивер.
– Да, мистер Харрингтон, – ответила она совсем как в школе, когда они подолгу оставались в библиотеке, чтобы готовиться к экзаменам. Это были хорошие времена.