Когда мы потерялись в Стране снов

Себа, который почти и не говорит о папе. Я выключаю свет и плюхаюсь на горячую подушку с каким-то странным чувством внутри. Мне как будто хочется защитить моего брата?

Это что-то новенькое, и оно мне не нравится.

И это ещё не всё. Потому что несколько часов спустя я увижу сон, который всё изменит.

Глава 39

Не забывайте: это была идея Себа. По крайней мере в этом я его обвинить могу. Это он придумал напасть на Адольфа Гитлера.

Всё начинается в пещере Коби. Весь этот сюжет с Коби начинает меня чуточку утомлять, если честно, но я хотя бы знаю, что он работает, и умею им управлять как следует. Это напоминает первые уровни компьютерной игры: когда забываешь сохраниться, можешь быстренько их пройти и добраться туда, куда тебе надо.

Снаружи пещеры стоит куча мальчишек – моих ровесников, все в одинаковой форме. Я без проблем сольюсь с ними, но всё равно нервничаю.

На пляже собралась толпа людей, и они начинают шуметь. Позади них, у самой кромки воды, как всегда стоят мамонты, но на них никто не обращает внимания. До меня доносятся выкрики:

– Er is hier!

и:

– Er kommt!

– что, как мне известно с уроков немецкого мисс Линтон, означает «Он здесь!» и «Он едет!»

Я оглядываю себя и остаюсь не очень доволен увиденным. На мне выглаженная коричневая рубашка и шейная повязка, как у бойскаутов, только чёрная. Мешковатые шорты подпоясаны блестящим кожаным ремнём, а на голове у меня убор под названием «фуражка» – я знаю это, потому что как-то собирал информацию для школьного проекта.

Я в форме Гитлерюгенда.

Шум толпы усилился, и всё больше людей рвётся вперёд, но их удерживает сурового вида полицейский.

Потом возникает Себ – одет он совершенно неправильно. Шейный платок у него ярко-зелёный, а не чёрный, и сделан из той же ткани, что и его любимая вратарская футболка. И всё же никто как будто и не замечает. Я мог бы избавиться от него. Он бы ушёл, если бы я велел. Но я начинаю понимать, что лучше не перебарщивать с контролем в таких ситуациях, если этого можно избежать. Мне как будто отведено некоторое количество контроля, которое может закончиться, как заряд батарейки.

Я вспоминаю мамину песню и решаю – просто «пусть будет так…»

– Давай, Себ – посмотри вниз. Оружие с собой?

– Ага! А у тебя?

А у меня? Я смотрю вниз – да, вот мой бластер Нёрф. Я похлопываю по кобуре, висящей у меня на ремне, и открываю её: я готов.

– Вперёд!

Мы проталкиваемся сквозь плотную толпу так деловито, как только можем. Никто на нас не смотрит.

Краем глаза я замечаю машину, метрах в ста от нас, и чтобы разглядеть её поближе, велю:

– Взлететь! – и начинаю парить над головами людей из толпы, но никто совершенно не замечает этого. Кузов машины отполирован и напоминает чёрное зеркало, медленно движущееся по пляжу.

Это самая длинная машина из всех, что я когда-либо встречал: Мерседес-Бенц с открытым верхом – чтобы люди в толпе могли видеть сидящих на трёх рядах сидений, хотя интересует всех лишь один из них.

На заднем ряду сидят двое солдат в серой форме, подозрительно взирающих на толпу. Перед ними, в среднем ряду, два офицера. А впереди, рядом с водителем, едет мужчина, которому все и радуются. Он встаёт, не улыбаясь, и отдаёт толпе рукой своё фирменное приветствие, и толпа приветствует его в ответ с улыбками и радостными воплями.

Сердце бешено колотится в груди. Он ужасно знаком мне по бесконечным фотографиям, видео с Ютуба, фильмам и телепередачам – и вот он передо мной собственной персоной, едет в машине по берегу прямо к нам с Себом.

– Ты готов? – снова спрашиваю я Себа, и он кивает.

– Готовее некуда! – отвечает он.

Мы спокойно выходим из толпы и поднимаем синие пластмассовые бластеры, готовясь войти в историю.

Малкольм и Себастьян Беллы: британские мальчишки, которые застрелили Адольфа Гитлера из бластеров Нёрф.

Глава 40

Первым нас замечает водитель большого чёрного Мерседеса – раньше сидящих позади него офицеров и раньше Гитлера, глядящего вперёд и ухмыляющегося теперь ликующей толпе.

Я смотрю на водителя, и на его лице появляется озадаченное выражение. Машина едет небыстро, так что у него достаточно времени, чтобы замедлиться. Из-за внезапного торможения Гитлера бросает вперёд, и он хватается за ветровое стекло и сердито смотрит сначала на своего водителя, а потом на нас с братом.

Вряд ли осталось много людей, которые видели Адольфа Гитлера живьём. (Знаю, вы, наверное, думаете: «Ну так и ты его живьём не видел», но чувство у меня такое, будто видел, да ещё как.) Он ниже, чем я ожидал, а лицо у него мясистое и бледное. Однако квадратные усики вполне узнаваемы, а в его холодных голубых глазах читается ярость: как это кто-то посмел прервать его парад.

Следующие несколько мгновений происходят будто в замедленной съёмке.

Водитель со злостью жестикулирует рукой и что-то рявкает нам, но я не понимаю ни слова: наверное, это такие слова, которым мисс Линтон никогда не станет нас учить. В то же самое время двое офицеров выскакивают из машины и шагают к нам с Себом.

– Сейчас! – ору я. – Огонь!