Когда мы потерялись в Стране снов

С другой стороны, мне не терпится увидеть лицо Гитлера, когда здоровенный крокодил превратится на его глазах в плюшевую игрушку. По толпе прокатывается бормотание, и Гитлер отворачивается, будто не хочет наблюдать, что будет дальше.

Всё хорошо, Малки. Ты знаешь, что делать. Помнишь, как было в прошлый раз?

В прошлый раз я видел Катберта в самом первом сновидаторном сне: том, где я был в классе, а он вылез из-под парты, на которой я стоял. Прямо как в тот раз, я вытягиваю руку и говорю:

– Катберт! – а потом: – Стоп!

Это не срабатывает.

Вместо того, чтобы на моих глазах превратиться в плюшевую игрушку, монстр встаёт на свои короткие лапы и начинает надвигаться на меня.

Гитлер поворачивается к своим офицерам и смеётся. Потом обращается ко мне.

– Это не работайтен, так ведь, маленький английский мальчишка? Ты думайт, что ты такой умный. Ты забыл: я Адольф Гитлер, самый огромный злодей, который только жиль на сфете! Ха-ха-ха-ха! Катберт – фас!

Я пробую снова:

– Катберт! Стоп! Стоп!

Но крокодил всё приближается. Я не понимаю: мои способности управлять сном должны были продлиться гораздо дольше. Но рисковать я больше не собираюсь.

– Экстренное Пробуждение! – ору я Себу. – Готов?

– Так точно, сэр!

ХЛОП!

В мгновение ока крокодильи челюсти смыкаются на моей протянутой руке мёртвой хваткой. Крокодил вгрызается в мою плоть, явно собираясь оторвать мне руку.

– Проснуться! – кричу я. – ПРОСНУТЬСЯ!

Ничего не происходит.

Глава 42

– Проснуться! – снова кричу я.

Я вдыхаю полной грудью. Потом стискиваю губы и задерживаю дыхание. Мои щёки надуваются. Я напрягаюсь сильнее, и у меня закладывает уши.

Тем временем крокодил продолжает глубже вгрызаться в мою руку, подбираясь к плечу. Другой рукой я зажимаю нос, чувствуя, как выпучиваются глаза и сильнее раздуваются щёки, а потом наконец выдыхаю с громким «пха-а-а-а!». И открываю глаза.

Я лежу в кровати и тяжело дышу, вспоминая, как мою руку жевал крокодил. Я теперь знаю, что если зажмурюсь, картинки из сна несколько секунд будут стоять перед глазами, прежде чем померкнуть. Так я и делаю – просто чтобы проверить.

И вот он, крокодил – сомкнул челюсти на моём запястье. Руку пронзает боль, пока я опять не открываю глаза, и крокодил исчезает. Я проснулся, лежу в своей кровати. Я поворачиваю голову – Себ крепко спит в своей.

Вот только рука у меня по-прежнему болит. Не ужасно. Не адски, так-как-будто-мою-руку-откусывает-крокодил, но ощутимо побаливает. Я немного жду, пока моё дыхание выровняется, и смотрю на висящий надо мной Сновидатор.

«Никаких больше кошмаров!» – говорилось в инструкции. Даже в детстве, ещё до того, как мы назвали крокодила Катбертом, он никогда не кусал меня. Я вылезаю из кровати. Я включаю свет в ванной и справляю малую нужду, а потом закатываю рукав пижамы, чтобы посмотреть на руку. Боль утихает, но всё же чувствуется, и… мне что, кажется? Я приглядываюсь.

Быть не может.

На том месте, в которое впивался крокодил, виднеются отпечатки, маленькие розовые отметины. В точности там, где были его зубы. Я верчу рукой – следы вполне отчётливые. Потом с лестницы доносится какой-то шум, и ручку ванной начинают дёргать. Наверняка Себ прискакал попить.

Я стою лицом к зеркалу, в котором отражается дверь ванной. С тихим скрипом дверь медленно открывается. Я смотрю в зеркало, готовясь поздороваться с Себом, но в отражении никого не видно. Это странно: дверь будто открывается сама по себе.

Я не хочу поворачиваться. Не хочу видеть, что открывает дверь, потому что оно наверняка на полу, но я всё же заставляю себя посмотреть…

…и да, он здесь, стоит на плитке на своих коротких лапах. Он наполовину внутри, наполовину в коридоре. Громадный крокодил делает два шажка в мою сторону, и я кричу:

– Нет! – а он широко разевает пасть и медленно закрывает.

Потом изнутри твари доносится скрежещущий, гулкий рык, будто кто-то волочит пустой металлический бак по камням. Крокодил приоткрывает челюсти, ухмыляется и произносит низким аристократическим голосом, цедя слова, как офицер британской армии из одного из фильмов Качка Билли про войну:

– Ну и ну. Только поглядите, кто это. Здравствуй, Малкольм!

Как такое возможно? Я в ужасе зову маму и пячусь к раковине, а крокодил медленно приближается.

– Ма! Себ! Ма-а-а-а!

Катберт уже у моих ног, и я взгромождаюсь на край раковины задом, чтобы приподняться с пола. Я брыкаюсь, пытаясь не подпустить приближающуюся тварь, и вижу, как сияют его зубы, когда он медленно смыкает челюсти и опускается на пузо, втаскивая заднюю свою часть в ванную, пока наконец не оказывается внутри целиком, а потом ударом шишковатого хвоста захлопывает дверь, полностью отрезая мне путь к отступлению. Он явно собирается от души насладиться процессом.

– Ма! – снова кричу я. – Ма-а-а-а! Помоги!

– Ой – мы что, зовём мамочку? – щерится Катберт. – Толку от этого не будет, знаешь ли.