– С Дианой все хорошо. Она приедет сегодня вечером. Мне нужно с тобой поговорить.
– Обязательно в больнице?
– Да.
Не зря меня одолевали подозрения.
Мэр стоит, облокотившись на спинку нашего дивана, с которого я еще вчера хотел убрать пустые коробки от печений и стряхнуть крошки. Мэр выглядит, как обычно. Коричневый костюм и синяя рубашка идеально сидят. Волосы уложены, как всегда. А вот его поза странная. Обычно она расслабленная, а сейчас напряженная. И взгляд мэра тоже странный. Обычно его выражение лица не поддается расшифровке. Невозможно угадать, что он к тебе испытывает. Безразличие? Добродушие? Любопытство? Желание сожрать с потрохами?… А сейчас в его глазах, я узнал пациентов с четвертого этажа. Может, мне лишь кажется.
Я поднимаюсь по лестнице. Иду к себе в комнату. Надеваю джинсы. Рассовываю по карманам, справку, ключи от дома и еще пару мелочей. Потом пару минут думаю, надеть футболку со специальными фабричными прорезями, или ту, на которой я сам проделал дырки? Надеваю первую. Белого цвета. Пахнет от нее жутко. Чистых футболок у меня не осталось. Я хотел заняться стиркой еще вчера…
Спускаюсь к мэру. Выхожу из дома. Запираю дверь. Сажусь в машину и спускаю окно со своей стороны до упора, надеясь, что мэр не почувствует моего мерзкого запаха.
Едем.
Светло-зеленые деревья сменяются темно-зелеными. Маленькие домики сменяются высокими, бетонными зданиями. Облака летят по небу так быстро, что я даже не успеваю придумать, на каких зверей они могли бы быть похожи. Окна машины напоминают телевизоры, показывающие фильмы в ускоренной съемке. Интересно, почему мы так спешим?
Мэр крепко сжимает руль. Его руки напряжены; выступили синие вены. Скорее даже, что то среднее между синим и зеленым. Очень неприятный цвет. Вены перемещаются по его руке, словно подкожные змеи, каждый раз, когда ему приходится шевелить пальцами.
Я пялился слишком долго, мэр заметил.
– У меня опять что-то с руками, Мир?
– Нет. Почему мы так спешим?
– Вот вот перекроют дороги. Марк организовал новую прогулку. Не хочу в пробке простоять.
– Еще одна прогулка, а вам наплевать?
– Не Марк меня сейчас интересует, а ты.
– Зря, Марк очень интересный малый.
…
– Это, похоже, шутка. Если позволишь, я воздержусь от хохота.
Машина поехала быстрее.
Обогнув маленький музей и парк для выгула собак, мы оказались на небольшом мосту. Мэру пришлось сбавить скорость.
Мои крылья обдувают редкие порывы влажного ветра. Запах бензина перебивается ароматами сахарной ваты. Я придвигаюсь вплотную к окну, и вижу внизу набережную. Мы проезжаем место, где она обрывисто становится безлюдным, белым берегом. Солнце слепит меня. Глаза увлажнились. Я продолжаю смотреть, думая об Авроре, и искать глазами что-то.
Мне не совсем нравится такая набережная. Все слишком ярко, насыщенно. В куда больший восторг, меня приводили холодная серость и полумрак. Тусклое небо, темная вода. Было огромным удовольствием воображать наш с Авророй танец на темном пляже, а впрочем…
Я представил нас с Авророй, там, внизу.
Мы стоим по колено в воде. Плещемся в струящихся, солнечных отблесках. Мы счастливы, хоть и без улыбок. Стараемся оставлять лица серьезными. Не знаю, зачем. Возможно боимся, что, если выдадим, на сколько чувства переполняют нас, задуманного не получится.
Я расправляю крылья и делаю пару взмахов. Затем медленно поднимаюсь вверх, словно небо само приближает меня к себе. Я не чувствую своих ног. Не чувствую силу, что поднимает меня. Ни страха, ни волнения, только необычайную легкость. Я протягиваю руку Авроре, она хватает ее, и мы поднимаемся вместе. После, Аврора цепляется и за вторую мою руку; теперь мы движемся еще быстрее.
Солнце освещает нас подобно прожектору, одарив изгибы лица золотым контуром. Голубые глаза Авроры с медными обручами вокруг зрачков, стали полностью желтыми, совсем немного уступающими сиянию солнца. Пара ее слезинок сорвались с глаз без ее ведома и стекли к уголкам губ. Она выронила эти слезы, боясь, что у нас ничего не получится; и теперь, когда мы уже в десяти метрах над водой, она улыбнулась, дав своим слезам упасть и навсегда остаться в пресных водах реки, которую мы только что покинули.
Я прижимаю ее к себе. Грудь обдало жаром; руки по-прежнему дрожат от холода. Нечто вращает нас вокруг своей оси и слегка пошатывает. Голова больше не может ни о чем думать, и только восхищается происходящим, напевая давно забытую песню в такт сердцебиению.