Когда наступает рассвет

А вечер теплый такой, тихий, лист не шелохнется. От озера прохладой тянет. От елок хвоей пахнет, не надышишься! Да только с заходом солнца комаров и мошек повылезло — спасу нет! Вот тогда и началось самое интересное!

Кондрат Мокеевич крякнул и погладил расчесанную на две стороны бороду.

— Летом я всегда таскаю с собой легонький полог. Натяну его на складной подрамник и храплю себе спокойненько. У лесничего же с собой только накомарник был, да и тот, когда днем бродил по лесу, порвался, не спасает от мошкары.

Лежу я в своем пологе, посматриваю, как он там себя чувствует на воле. А он, бедняга, то высунет нос из-под одеяла, то обратно скроется. Видно, душно ему, а приоткрыть нельзя — мошкара тучей висит над ним. Дальше — хуже! Велика ли мошка, а замучала человека. Она и в нос и в рот ему лезет, и под рубашку забирается. Слышу, чертыхается он там, и так и этак пробует укрыться, как юла вертится. Часа два он так мучался, наконец не выдержал, вскочил, начал отмахиваться одеялом.

«Спишь, Кондрат Мокеевич?» — спрашивает меня.

«Сплю!» — отвечаю.

«Мошкара тебя не беспокоит?»

«Нет!» — говорю.

«А я замучался! Спаси, ради бога, пока я не сошел с ума!» — взмолился он.

«Да мы вдвоем здесь не уместимся! — отвечаю ему. — Право, не знаю, что и делать?»

А он упрашивает:

«Два дня брожу по лесу, на ногах еле стою, сил никаких нет… Что хочешь проси за свой полог…»

«Что ж, говорю, могу уступить полог. Только уничтожь свои протоколы».

Он помолчал, помахал одеялом и сказал решительно:

«К черту все! Вылезай из полога!»

«А как насчет протоколов?»

«Ладно, — говорит. — Завтра видно будет. Не пропадать же мне здесь из-за них. К чертям собачьим все!»

«Это вы серьезно?» — спрашиваю его.

«Какие могут быть шутки! — отвечает. — Вылезай скорее!..»

Я, понятно, мешкать не стал, пулей из полога и предлагаю ему:

«Пожалте-с, отдыхайте себе на здоровье! А я как-нибудь так обойдусь, костерчик разведу, дымком спасаться буду…»

Он без лишних слов и нырнул под полог.

Утром просыпается лесничий, говорит мне:

«Ну, Кондрат Мокеевич, переломил-таки меня. Человек я такой: слово дано, надо выполнять. Видишь протоколы? Вот они!» — сказал он и швырнул бумаги в огонь.

Только тогда вздохнул я облегченно. Шутка сказать — полторы тысячи штрафу фирме!.. Понятно, фирма не осталась в долгу, отблагодарила меня, жалованье прибавила… А вы говорите — комары! Я на них не в обиде, — рассмеялся хозяин, ему вторили гости.

Особенно выделялся заливистый, с подвизгиванием, смех Гыч Опоня.

На Латкина рассказ Кондрата Мокеевича произвел неприятное впечатление.

— Я бы, Кондрат Мокеевич, не стал рассказывать про это! — сказал он жестко, когда смех затих.

— Почему? — искренне удивился Космортов-старший. — Разве это не смешная история?

— На мой взгляд, ничего смешного нет. Лесничий хотел быть честным человеком, но вы ему оказали плохую услугу.

— Почему? Если фирма не пострадала, то и он не остался в убытке. А что касается неубранного валежника, да мало ли его остается. Слава богу, лесов нам не занимать. Хватит на наш век и еще лет на пятьсот.

— Я о совести человеческой.

— Не знаю, как у вас, господа, а у меня, сознаюсь, во рту пересохло, — громко сказал Суворов, чтобы замять неприятный разговор. — Я придерживаюсь одной заповеди — не зевай! Особенно тогда… когда рюмка сама смотрит на тебя. Посему предлагаю выпить за здоровье наших гостеприимных хозяев; чтобы жили счастливо и ныне, и присно, и во веки веков!

В зале стало душно, пришлось настежь распахнуть окна. Молодые люди отодвигали столы, стулья, освобождая место для танцев.

Завели граммофон. Из блестящей трубы полились звуки вальса. Латкин молодцевато подскочил к Суворовой и, раскланявшись, попросил разрешения повальсировать с Марией Васильевной. Та, вскинув на мужа голубые глаза, улыбнулась ласково и, шепнув ему что-то на ухо, упорхнула с кавалером.

Латкин слыл неплохим танцором, а сегодня был особенно в ударе.

— Русалочка! — нашептывал он, осторожно поддерживая ее за талию.

— Ах, что вы, Степан Осипович? Разве можно так? — кокетливо шептала Мария Васильевна. — А что скажет ваша жена?

— Думаю, она не скучает у себя там и, вероятно, тоже вальсирует с кем-нибудь. И бог с ней… Я рад, что танцую с вами, моя русалочка.

В городе знали, что уездный агроном уже давно женат на какой-то помещице, с которой познакомился, будучи еще студентом. Но в последнее время они жили порознь. Почему? Об этом разное говорили, но сам Латкин предпочитал помалкивать. Разгоряченный вином и музыкой, он кружил и кружил свою русалку, чувствуя на своей щеке ее горячее дыхание.

Хозяин дома, довольный удавшимся званым обедом, с интересом наблюдал за танцующими парами, среди которых чаще всего перед его глазами мелькал щеголеватый уездный агроном со своей дамой.