Когда наступает рассвет

Кондрат Мокеевич хотя и был членом городской думы, однако о служебной деятельности Латкина имел весьма неопределенное представление. Да, и в самом деле, едва ли кто мог толком рассказать, чем занимается уездный агроном? Ходили слухи, что где-то вблизи города выделен опытный участок, устраивается случной пункт, но никто этим особенно не интересовался. Есть должность уездного агронома, ну и бог с ним, пусть человек получает жалованье.

Размышляя теперь обо всем этом, Кондрат Мокеевич, человек практического склада ума, рассудил про себя: «Не знаю, как там по службе, а ногами работать наш агроном весьма горазд! Впрочем, пальца в рот ему не клади — откусит!»

3

Веселье в доме Космортовых было в разгаре, когда наконец показался отец Яков со своей матушкой. Граммофон, отчаянно взвизгнув на последней ноте, замолк, и танцы прекратились. Кондрат Мокеевич, встречая батюшку, подошел и, склонив седеющую голову, попросил смиренно:

— Благослови, отец!

После этой церемонии хозяин торжественно проводил новых гостей к столу. Отец Яков, шурша лиловой шелковой рясой, подошел, широким взмахом руки осенил знамением все, что было на столе, и важно уселся. В больших фарфоровых мисках принесли горячие пельмени, без которых на севере не обходится ни один праздник, подали жареную телятину, цыплят, дичь.

Отец Яков был не в духе. Ел он молча, сосредоточенно, хмуря густые черные брови; и хотя многим не терпелось узнать новости, никто не осмеливался беспокоить его расспросами: ждали, когда он сам заговорит. Чтобы развязать протопопу язык, сидящие рядом усиленно подливали ему коньяку, предлагая выпить то за здоровье батюшки с матушкой, то за счастье молодых Космортовых,

Отведав пельменей и жареного цыпленка, отец Яков извлек из кармана рясы клетчатый платок, внушительно высморкался и, вытирая нос, губы и свою апостольскую бороду, спросил у хозяина:

— Слыхали, Кондрат Мокеевич, какие чудеса творятся в нашем городе?

— А что такое, батюшка? Будто какие-то злоумышленники вздумали с колокольни собора раскидывать листовки?

— Крамольные листовки! Подумать только: храм божий, собор Святой Троицы и эта пакость!

Отец Яков неторопливо оглядел гостей и снова засунул руку в карман рясы.

— Здесь, кажется, все свои? — спросил он и, вынув листовку, бросил ее перед собой, словно та обожгла ему пальцы. — Вот эта пакость!

Листовка сразу оттеснила все другие разговоры. Гости, возмущаясь наглостью злоумышленников, тянулись к листку бумаги, он вызывал у них и любопытство, и отвращение, и страх.

Латкин взял со стола листовку, повертел в руках, прочитал и, пожимая плечами сказал:

— Мне недавно показывали газету «Социал-демократ», перехваченную полицией. Любопытный номерок, доложу вам! Во многие умы внесет смятение.

Вокруг него оживленно заспорили, высказывая разные суждения о том, какие трудности переживает отчизна и что можно ожидать впереди. Отец Яков, отпив маленькими глотками десертного вина, прокашлялся и властно поднял руку.

— Теперь, когда решается судьба человечества, — сказал он, — служители церкви не могут стоять в стороне от мирских дел. Мы призываем всех объединиться под священный стяг, на котором начертано: православие, самодержавие, родина! Надо отбросить распри, которые есть, и всем с именем бога взяться за укрепление основ государства. Враг коварен, он пытается внести смятение в умы православных людей. Пример тому сия богопротивная листовка. Я призываю вас помочь властям найти носителей этого зла…

— Разве не поймали их? — спросил кто-то из гостей.

— К сожалению, нет! — ответил отец Яков.

— Обстановка, конечно, сложилась трудная, — продолжал Латкин после того, как протопоп с другими любителями карт удалился в соседнюю комнату разыгрывать пульку. — Общество волнует два вопроса: долго ли продолжится война и в силах ли правительство продолжать ее?

— Не оставит нас господь в беде и не даст в обиду супостату, — сказал Гыч Опонь.

— Россия-матушка сильна, не так-то просто ее проглотить! — заметил Суворов, наливая себе водку. Выпив залпом, он подцепил вилкой кусок семги и добавил заплетающимся языком — Мы… мы будем рубиться до последнего!

— Но ведь и Германия, надо думать, мобилизует все силы! — возразил ему Драгунов, тоже потянувшись вилкой к семге.

Стараясь перекричать друг друга, мужчины азартно заспорили. Молодой Космортов, взяв со стола серебряную пепельницу, закурил и, стараясь перекрыть шум за столом, прокричал:

— Господа! Господа! Позвольте рассказать, что мы наблюдали с Софьей Львовной по дороге сюда. Проезжая Россией, убеждаешься, какая это огромная и сильная держава. Война почти не затронула нас.

— Да, да, в наших деревнях все по-старому, люди живут, как и раньше, — затягиваясь папироской, подтвердила его супруга.

— Вот об этом я и хотел сказать, — подхватил архитектор. Наша деревня от войны экономически не пострадала, хотя много мужиков ушло воевать.

— Не только не пострадала, но стала жить лучше, — сказала Софья Львовна, подойдя к мужу.