Когда наступает время. Книга 2.

Багой очнулся, когда фитилек в единственном горящем светильнике уже из последних сил цеплялся за жизнь, стараясь не утонуть в раскаленном масле. Юноша не знал, что за время суток царствует вовне. Он почему-то подумал про царицу-мать Сисигамбис. Узнав о смерти Александра, старая персиянка поставила точку в своей жизни, отказавшись от еды, и теперь покорно ждала, когда смерть избавит ее от страданий. «Жива ли еще»? — встрепенулся Багой и понял, что должен непременно навестить ее.

Шум дворца опрокинулся тяжестью, и юноша жался к стенам, чтобы пройти незамеченным в покои царицы. Она любила его, любила расспрашивать о перепадах его жизни, подолгу не отпуская от себя. Багой попросил телохранителя доложить о себе, но страж приоткрыл перед ним дверь:

— Царица давно ждет тебя.

— Благодарю, — шепнул юноша, проскальзывая в дверную щель.

Сисигамбис сидела в кресле спиной ко входу.

— Багоас, — произнесла она уставшим затухающим голосом, — я знала, что ты придешь.

— Приветствую тебя, мать-царица, — перс поклонился.

— Возьми светильник, поставь поближе и присядь.

Багой повиновался. Он не видел ее несколько дней, но едва скрыл волнение, заметив, как она изменилась за это время.

— Как он? — Сисигамбис едва повернула голову. Багой растерялся от бессмысленности вопроса, но все же уточнил:

— О ком ты спрашиваешь, царица?

— О сыне, — как ни в чем не бывало, ответила старуха.

Багой растерялся еще больше, решив, что рассудок покинул женщину.

— Я еще не выжила из ума, мой мальчик. Прошло пять дней, но я знаю, никто, кроме тебя не воздает ему должного.

— Боги воздают, — ответил Багой. — Его тело нетленно. Он, словно бы, спит.

— Хорошо, — облегченно выдохнула женщина, обратив на него выцветший взгляд. — Я хочу попросить об одной милости. Кроме тебя я не решилась бы просить кого-либо еще, но ты сделаешь, я знаю.

— Приказывай, моя царица, — Багой поклонился, стараясь незаметно смахнуть слезу, скатившуюся к уголку рта.

— Я прожила долгую жизнь, — понизив до шепота голос, вдруг произнесла Сисигамбис, — хорошую жизнь. Боги благоволили ко мне. Мой сын взошел на трон, хотя не должен был делать этого. Он думал, что возвысился над смертными, но возвысился лишь над их лестью. Мое сердце до сих пор оплакивает Дария. После Кира (1) Персия не имела достойного монарха, пока не пришел Александр. Великая держава должна принадлежать великому человеку.

Сисигамбис замолчала. Лицо ее окаменело, и лишь подрагивание исхудавших пальцев напоминало о том, что она еще жива.

— Царица, — прошептал Багой, заглядывая в лицо госпоже.

— Я еще жива, мой мальчик, — произнесла она вновь, обреченно махнув кистью. — Воспоминания слишком тяжелы для несчастной женщины. Там, в Киликии (2) … боги, как он боялся! — воскликнула женщина, распахнув глаза. — Я уже тогда видела, что Александр победит его. Боги, какой позор он обрушил на наши головы! Статира, дети, я, мы не успели покончить с собой, когда оказались рабами. Мы не успели оплакать его, когда чужие люди уже царствовали в наших покоях! Ты не видел, мой мальчик, оставаясь в Вавилоне, как судьба низвергает людей, чтобы вновь возвысить их.

Она вновь замолчала.

— Мы ждали увидеть зверя, варвара, кого угодно. Мы готовились к поруганию и унижению. Эти двое… Они смеялись, пили вино, даже не стерев с губ крови. Один из них, высокий в шлеме с султаном и царственным взором подошел ближе, рассматривая нас словно товар на невольничьем рынке. Я бросилась ему в ноги, моля о пощаде для детей, но все, что стояли вокруг, расхохотались, едва я успела произнести: «Александр». Я готова была провалиться на месте, позабыв, что рабу негоже просить о чем-либо победителя. Ему оставалось лишь поднять ногу и пнуть меня, но он вдруг отступил, пропуская вперед другого. Я еще больше сжалась, не решаясь поднять головы. Я видела лишь его ноги, разношенные окровавленные сапоги, грязные пальцы… А после… Я не знаю, как это объяснить, но я вдруг увидела его колено, коснувшееся пола. Он взял меня за плечи и заглянул в глаза. Шея с прилипшими светлыми волосами, юное, покрытое пылью лицо и глаза… В них играл огонь, но не варварский, а теплый, мягкий. Он поднял меня с колен и что-то сказал. «Это — Гефестион, — перевел толмач его слова. — Но ты не ошиблась, царица. Он тоже Александр (3) ». Я тогда не понимала, что в это же мгновение судьба вновь даровала мне сына. Вместо поругания и бесчестия и я, и моя семья вновь обрели почет и уважение.

— Я столько раз слышал этот рассказ, — вкрадчиво произнес Багой, когда Сисигамбис замолчала, — что знаю его наизусть. Но я готов слушать его еще сотню, еще тысячу раз.

Старуха сняла с пальца перстень и, не глядя на юношу, протянула ему.