Когда наступает время. Книга 2.

— Ничего не случилось, — нехотя ответил сын Аминты.

— Ты что, не рад, что я жив?

— Если я скажу, что не рад, ты ведь не поверишь?

— Не поверю.

— Тогда знай, я не рад, что ты жив, Александр. Чему я действительно рад, так это тому, что ты не мертв.

— Здоровье изменило твоему уму?

— Для человека, который почти умер, когда пришло известие о твоем ранении, здоровье уже ничего не значит.

— Все эти дни я думал о тебе, Гефестион Я хотел увидеть тебя, — в голосе царя появилось недоверие.

— Видишь, тебе повезло больше, потому, что все эти дни я молился и почти оплакивал тебя.

— Гефестион, я не верю тому, что слышу, — в голосе Александра скрипнули жесткие властные нотки.

— А я не верю тому, что вижу.

— Я все эти дни жил мыслью о тебе.

— Я, наверное, должен быть тебе благодарен? Но я все эти годы жил мыслью о тебе. И что? Послушай, Александр, я не дам теперь куска ржавого халка (9) в споре о том, кто из вас первым найдет другого. Ты смерть, или она тебя.

Остановка затянулась. Вначале строили корабли. Затем ждали, когда подтянуться хвостовые подразделения войска, попутно призывая временами вылезающих из дебрей индов к повиновению. Александр поправлялся медленно. Рана нагнаивалась. Пришлось даже вскрывать ее повторно, после вновь прижигая каленым железом.

Багой приладил в паху царя горшок, поклонился и, разгибаясь, ударился головой в грудь Гефестиона.

— Гефестион! — воскликнул юноша, заливаясь краской от своей неловкости. — Я не слышал, как ты вошел!

— Усердие в делах и, вследствие того полное отрешение от мира, весьма похвально в наши дни, юноша, — Гефестион почти улыбнулся.

— Достойное Аристотеля изложение мысли, — подхватил Александр.

— Смотрю, ты продолжаешь упражняться в верховой езде, — скосившись на сосуд, съязвил Аминторид.

— Знаешь, — лукаво начал царь, — впервые отец посадил меня на коня в четыре года. Мне казалось тогда, что спина его слишком широка. Было неудобно, и после у меня болели ноги, но тот, которого я сжимаю бедрами ныне, заставляет учиться заново.

— Совсем забыл, зачем пришел! — всплеснул руками Гефестион. — Я ведь принес тебе подарок.

Он порылся за пазухой, извлекая мешочек. Не раскрывая, македонец кинул его на постель царю. Александр попытался поймать, но промахнулся, и подарок угодил на повязки. Царь поморщился от боли.

— Поосторожнее. Ты что, целился прямо в рану?

— Если я скажу: «да», ты поверишь?

— Нет.

— Зря. Разве не тоже самое ты сделал, швырнув свою жизнь под ноги этих размалеванных обезьян?

Александр развязал мешочек, медленно вынул предмет и повернул его к огню. Свет от лампады гладил растопыренные зубцы, преломляясь в неровностях металла. Наконечник напоминал шестиногого паука, засушенного для коллекции. На коротком шероховатом древке проступали следы бурой впитавшейся крови.

— Это тебе подарок от Аида. Повесь на шею, чтобы он напоминал, что даже безрассудству есть предел.

— Бедняга Аид, — протянул Александр. — Стареет. Так промахнулся. Видать, обидно ему.

— Ты порядком поднадоел ему. Думаю, он будет только рад не видеть тебя подольше.

— А для чего жить, Гефестион? Вспомни, в Миезе мы могли обогнать ветер. Мы мечтали завоевать весь мир…

— Уже завоевали, — перебил его друг. — Уже покорили. Чего еще тебе не хватает, Александр?

— Ветра. Разгоряченных жеребиных маслов. Свободы. Я словно пес, привязанный цепью к армии. Отбегу чуть-чуть, но поводок тянет назад.

Время медленно ползло, восходя над горизонтом огненным шаром, потом падая в ночь люлькой-месяцем. Александру удавалось немного вздремнуть днем, а ночью он бродил по палатке. Между закатом и восходом лежал путь в десятки стадий. Гефестион еле держался на ногах, днем занимаясь обычными делам, а ночью вздрагивая от каждого шороха. Он почти потерял дар речи, когда спустя несколько дней Александр отдал приказ готовиться к выступлению. Хилиарх пытался изобразить негодование жестами, потом махнул рукой и спешно удалился. Спорить бесполезно. Легче заставить реки течь вспять, а солнце двигаться в обратном направлении, чем убедить Александра отказаться от принятого решения.

Узнав о распоряжении царя, войско незамедлительно выслало к нему делегацию. Она явилась с плачем уговаривать Александра не совершать больше безрассудных поступков. Последний слушал терпеливо и с явным удовольствием. Царь еще раз убедился, как любим и почитаем воинами. Когда послы по пятому кругу выказали царю свою любовь, Александр остановил их жестом, желая взять слово. Он благодарил пришедших, уверял, что отныне будет не так беспечен в битвах, если взамен они оградят его от внутренних распрей. Делегация ушла с надеждой на обещания царя, который в то же мгновение забыл об этом. Он не очень представлял, как будет себя беречь, размахивая мечом в следующем сражении. Гефестион без слов понимал, что Александр слукавил, дабы успокоить воинов.