Когда наступает время. Книга 2.

Глинобитные стены крепости казались невысокими и ветхими, и царь отдал приказ немедленно придвинуть к ним лестницы. Обороняющиеся укрылись за стенами, надеясь, однако, больше на свое оружие, чем на их неприступность. Александр проворно карабкался вверх. С башен пролился дождь стрел, но ни одна не коснулась его. Лестница поскрипывала, прогибаясь, но царь не останавливался. Второй рой стрел посыпался сверху, но соскользнул, лишь звякнув о щит с тесненной колесницей (5).

— Ахиллес! — воскликнул Александр. — Нам ли не по колено этот забор?! Нам ли, увенчанным властью, споткнуться о него?!

Древний щит лишь протяжно взвыл, защищая царя от скользнувшей по нему стрелы. Прошли мгновения, и фигура Александра уже возвышалась над съежившимся городом. Лестница затрещала, изогнулась и начала клониться к земле, цепляясь надломленными оглоблями за шершавые стены. Оглянувшись на двоих македонцев, стоявших с ним на стене, царь сбросил вниз одного врага, прыгнув за ним внутрь крепости. Как только Александр исчез из вида, воины снаружи взвыли, бросившись с нечеловеческой яростью штурмовать стену.

Царь едва успел подняться с колен, как разъяренные маллы кинулись на него. Щит Ахиллеса и раскидистое дерево, по велению провидения росшее возле стены, пока еще защищали смельчака. Александр отразил атаку, заколов пару врагов, но тут же вскрикнул, едва не выронив щит. Видя, что он ранен, индийцы с гиканьем бросились к чужаку, но так и не решились подступить вплотную. Царь едва стоял на ногах, с трудом удерживая щит, отяжелевший от щетины впившихся стрел. Колени гнулись, и вскоре он грузно повалился на землю. Инд, чья стрела достигла груди Александра, бросился к нему, желая немедленно получить в трофей дорогие доспехи. Содрогнувшись от мысли, что чужие руки осквернят его тело, македонец взревел и, теряя последние силы, воткнул в бок врага по самую рукоять свой меч. Тяжелое промасленное тело обмякло, сползло, клонясь на бесчувственного царя. Шум боя на мгновения стих, и лишь слышно было, как заскрежетали сцепившиеся оплетки щитов. Мертвое тело изогнулось, вздрогнуло, скатываясь и заплетая безвольные ноги. Страх сковал всех, лишая возможности шевельнуться. Даже македонцы, одолевшие стену, замерли наверху фигурами ужаса. Казалось, даже ветер стих, спрятавшись в раскидистых ветвях.

«Царь убит! .. Царь убит! .. убит…т…т…», — горем осыпалось эхо, и почти сразу: «А-ла-ла-лай!» (6)

Певкест, Тимей, после Леоннат, Аристон, а за ними и другие спрыгивали со стены, тут же бросаясь на врага. Шум битвы взмыл вместе с пылью, окрасился бряцаньем и воплями, перелился через глинобитные укрепления и понесся, впитывая крики ненависти и отваги. Певкест склонился над Александром, заглядывая в глаза. Царь застонал, теряя сознание. Еще никогда воины не исполнялись столь великого мужества, столь неприкрытой ненависти, столь глубокого горя. Словно обезумевшие псы, македонцы гнали и рвали врага. Вновь гнали и вновь рвали, не зная… не видя, как Александра выносили из крепости на знаменитом ахиллесовом щите, как, ворвавшись в ближайший дом и, разметав утварь, перекладывали на грязный, пропитанный старым маслом, деревянный стол, как, задыхаясь, бежал Критобул, не зная, наконец, жив ли царь…

— Что делать?! — суетился лекарь, понимая, что стрела подобно пробке, что запечатывает амфору, намертво застряла в доспехе и кости, а там, под ней, может быть, оскверненное наконечником, еще бьется великое сердце.

Птолемей, пытаясь сохранить остатки самообладания, резко откинул в сторону руку.

— Тихо! Я сказал, тихо!

Он наклонился к раненому, приложив к кирасе ухо.

— Дышит, — он даже не прошептал, а обрисовал губами контуры звуков.

Лагид вынул нож, разрезал застежки нагрудника и попытался переломить стрелу, но она не поддалась, лишь изогнулась упрямо. Александр застонал и открыл глаза.

— Не трогай ее! — взорвался Критобул. — Мы не сможем унять кровотечение!

Птолемей даже не посмотрел в его сторону.

— И что ты предлагаешь?! Будем ждать, пока Александр не умрет сам?!

С этими словами он обхватил древко руками, с силой упершись кулаками о кирасу.

— Спиливайте! Промедление подобно поражению!

Дерево стрелы оказалось прочным. Вымоченная закаленная древесина поддалась не сразу. Александр взвыл, выгнулся и вновь потерял сознание.

— Быстрее! Делайте, что необходимо, пока он не пришел в себя!

Панцирь сняли. Ткань хитона, уже более не способная впитывать кровь, облепила тело.

— Хуже нельзя было придумать, — обреченно заключил лекарь, рассматривая крючкообразные зазубрины наконечника, торчащие из кости. — Нам ее не вынуть.

— Отлично! — всплеснул руками Птолемей. — Давайте оставим все, как есть! Так что ли?!

Он повернулся к Критобулу, нависая над ним всей мощью закаленного тела.

— Делай, что надобно, иначе…

— Я не могу, — лепетал лекарь. — Это выше моих возможностей.

— Критобул, «что же ты медлишь и не освободишь сейчас же от страданий меня, обреченного, несомненно, на смерть?» (7)

— Александр, ты…

— Мне воистину нужно было родиться царем, чтобы умереть, так и не дождавшись помощи.