Когда наступает время. Книга 2.

Гефестион, вернувшийся уже под утро, поспешил справиться о друге. Так, покрытый пылью и кровью, благоухая собственным и конским потом, не сняв даже доспехов, он ворвался в палатку царя. Тут же при входе, натолкнувшись на мальчика по имени Эксцепин, и не успев до конца выругаться, македонец следом споткнулся о Багоя.

«О, псячье племя! — воскликнул Гефестион. — Куда прете, безродные выродки?! Пошли вон! Бесполезная шелуха!» Македонец замахнулся в желании отвесить Багою подзатыльник, но промахнулся, задев ладонью металлический чан, что юноша держал в руках. Сосуд опрокинулся, обдав Багоя мочой и фекалиями с головы до ног. Гефестион застыл в изумлении, а после разразился безудержным хохотом. Слезы обиды потекли из глаз перса, и он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться в голос.

— Это слезы радости, сынок! — хохотал македонец. — Воистину, ты счастливейший из смертных тварей! Искупаться в моче божественного царя — редкостная удача! Иди, расскажи об этом всем! Они умрут от зависти!

— Гефестион, — послышался голос Александра.

— Как ты? — весело спросил тот, откидывая полог в покои царя.

Македонец сделал это так легко, словно и не гонял весь день по степям ошалевших скифов. Лицо царя оставалось серьезным.

— Тебе не кажется, что ты переходить всевозможные пределы? — сурово спросил Александр. — Тебе доставляет удовольствие цеплять мальчишку?

— Всевозможные пределы, — повторил Гефестион. — Интересно. Не помню, чтобы ты обозначал их когда-либо. Если я не ошибаюсь, еще в детстве ты просил быть с тобой, и тогда — весь мир пополам. Или я попутал что-то?

— Не попутал.

— Тогда как? Или ты уже вбил колья между твоими и моими пределами и просто забыл мне об этом сказать?

— Гефестион, я царь…

— Прости, — перебил сын Аминты, — я призабыл. Хорошо, что напомнил, царь.

— Так вот, — невозмутимо продолжил Александр. — Последнее время ты не похож сам на себя. Мне не нравится, как ты себя ведешь.

— Постой, Александр. О, прости, мой царь. Давай разберемся по-порядку. Во-первых, я не мальчик, чтобы думать, как себя вести, чтобы мне не выпороли попу. Во-вторых, меня уже начинает напрягать, что над тобой, да, и надо мной ржет все войско. И знаешь, что говорят?

— Что?

— Боги! Неужели интересно? Ну, изволь. Они говорят, что не ты победил Дария, а он тебя, ибо все больше и больше ты смахиваешь на него. И твой двор, и ты сам уже глубоко поражены персидской заразой. Этот ихний бог, Ахур Амазда, или как его там, вселился в тебя, и твоими руками вершит месть. Те, кто шел за тобой, теперь стали тебе врагами. Филота! Я терпеть его не мог! В том нет секрета, но войско его любило! А Парменион?! Ему стоило так долго служить и твоему отцу и тебе, чтобы ты не нашел для него лучшей смерти, чем исподтишка?! Да и мне, по ходу дела, не так долго осталось. Смотри-ка, какую чудненькую замену ты уже нашел мне. Этого лягушонка с длинными лапками, Эксцепина (1). Хорошо придумано! Ты отсылаешь меня с поручениями, а сам тоскуешь у него на груди, потому, что он, видите ли, напоминает меня. Это ж до какой степени нужно потерять ко мне уважение, чтобы увидеть в этом жалком тщедушном подобии некое сходство со мной?!

— Послушай, — с трудом произнес Александр. — Ты пришел добить меня?

— Я шел с целью порадовать тебя. Хотел сказать, что скифы теперь не скоро сунутся, но вижу, что ты справляешься и без меня. Ну, что ж, — Гефестион понизил голос. — Про скифов я тебе доложил, а остальное сделают твои умельцы.

Гефестион обреченно махнул рукой и направился к выходу.

— Смотри, не добей себя сам, — сказал он и скрылся за пологом.

(1) Эксцепин — древние историки упоминают благосклонность Александра к юноше, внешне очень похожему на Гефестиона.

Багой. (стр 20 - 31)