Когда наступает время. Книга 2.

Как-то получив в подарок крупный желтоватый алмаз, Багой приказал огранить его, вставить в оправу и, продев через кожу на пупке, запаять ушки. После он чуть не умер, два дня провалявшись в бредовом жару. Иногда при близости украшение причиняло боль, но Багой научился даже испытывать от этого удовольствие. Существование евнуха могло быть божественным, если бы ни одно обстоятельство. Гефестион. Сын Аминты, нежно любимый с детства друг царя, был наделен неровным, раздражительным и взрывным характером. Весь букет недостатков венчала непреодолимая капризная ревность. Воин, деливший с Александром и радости, и бедствия, приближенный царем до равенства себе, Гефестион ненавидел Багоя настолько, насколько мог вместить в себя это чувство. Сын Аминты знал себе цену, и она повышалась год от года с легкой руки царя. Он с трудом терпел молодого перса, постоянно болтавшегося подле, и всякий раз не брезговал зацепить его побольнее. Довольно часто Аминторид коротал ночи наедине со своей ревностью, но, похоже, она мало удовлетворяла его. Какое-то время Александр терпел это, но после нередко напоминал Гефестиону, что неподвластен ему. Раз он, Александр — царь, то и вправе решать единолично определенные государственные проблемы. Гефестион бесился, слыша из уст друга подобные фразы, но через какое-то время успокаивался, понимая, что придется принять все, как есть.

Одно из столкновений с Гефестионом Багой не забудет никогда. Александр откинул полог палатки и, опершись локтем о столб, поддерживающий вход, замер. Прищурив глаза и сдвинув брови, он напряженно смотрел на противоположный берег Танаиса. Смеркалось. Расплывавшиеся в белизне дня скифские костры постепенно концентрировались в темноте. Теперь Александр видел их четче. За последние три дня он пересчитал их, наверное, сотни раз. Он постоял так какое-то время и вернулся внутрь палатки. Слабость после последнего ранения заставляла его проводить в постели бо'льшую часть времени. И на этот раз смерть не посмела подступиться к Великому. Она покружила около и отошла, предоставив Александру самому решить, идти ли с ней или остаться. Она не рискнула прервать его жизнь здесь, в такой дали от центра мира. Нет, Великий должен умереть в Великом городе. Кирополь, видимо, недостаточно хорош для Александра. И теперь он с трудом оставался.

Прошло не более месяца с того дня, когда его, скорее мертвого, нежели живого, принесли на руках в лагерь. Когда-то он сказал Гефестиону, что мужество лишь тогда имеет смысл, когда оправдывает цель. Великие битвы остались в прошлом, и теперь Александр вел изнурительную, почти партизанскую войну по усмирению мелких восставших скифских племен. Великие города тоже остались позади, сменившись маленькими никому не известными городишками. И они, и их жители день за днем, месяц за месяцем изматывали и так истощившиеся силы теперь уже македонско-варварской армии. Но Александр упорно вел всех за собой, потому, что впереди была мечта — край ойкумены, предел мира.

Он только что осадил Кирополь, сравнял с землей окрестные города и обрушился на сильное племя мемакенов. История даже не вспомнит, как называлась их столица, но не забудет распластанного на земле Александра. Бесчувственного и с зияющей раной на шее. Упорство обороняющихся вызывало у царя приступы необузданного гнева. Чем упорнее они сопротивлялись, тем упорнее он осаждал их. Отряды Милеагра и Пердикки предпринимали одну за другой безуспешные попытки овладеть городом, как вдруг громом разразился вопль: «Царь убит!» Камень из пращи с такой силой поразил его в шею, что Александр, потеряв сознание, упал с коня. Мгла застлала глаза, и мир вокруг свернулся, превратившись в гулкий комок. Еще не оправившись, но проявляя и здесь безрассудное мужество, царь все-таки захватил город, не оставив после камня на камне.

Вернувшись и дав указания закладывать на этом месте город, Александр слег в постель. Полежав так недолго, он вдруг вскочил и бросился с легким отрядом через Танаис усмирять скифов. Плоты были построены в кратчайшие сроки, и завоеватель возглавил переправу. Защищаемые черепахой щитов македонцы своим упорством вызывали смятение в рядах врага. Словно стрела царь первым врезался в построения варваров, смял и разметал их по степям. И хотя голоса его не было слышно, один вид Великого вселял в соратников уверенность в успехе. Иного и быть не могло, Александр просто не умел проигрывать. Смерть и в этот раз посмотрела на него исподлобья, но даже не рискнула приблизиться. Так, поворчала и отошла прочь. Македонец гнал варваров еще восемьдесят стадиев, после чего оставил преследование, приказав, однако, войску продолжать вплоть до самой темноты. Он, обессиливший и почти падающий с коня, был подхвачен верными руками телохранителей и доставлен в лагерь, где вновь слег. На сей раз слабость, отравление и жар возобладали над его гибрисом, и он лежал тихий, исхудавший и расстроенный.