Александр встал. Багой был готов пасть к его ногам, но царь остановил его.
— Не припомню, чтобы я вызывал тебя подметать пол. Думаю, ты здесь для другого.
Багой испугался своей непочтительности и бросился расшнуровать хозяину сапоги. Он едва смог скрыть удивление, обнаружив, что ноги великого завоевателя обуты в пыльные разношенные сапоги. Александр тут же заметил смущение.
— Сапоги не новые. Это верно. Воину должно быть удобно на маршах, и царю приходится с этим мириться.
В палатке было достаточно холодно. Кожа стен отдавала сыростью, но, казалось, Александра это ничуть не беспокоило. Он разделся сам, оставаясь нагим в неуютном полумраке. Босые ноги ступали по холодному полу так, словно он был устлан дорогими коврами. Багой еще раз огляделся. Ничего лишнего. Небольшая спальня едва вмещала узкую походную кушетку, стол, кресло, сундуки с бумагами. Зачем он завоевал Азию, раз продолжает оставаться царем убогих воинов? Что говорить о них, раз быт царя пропитан суровыми лишениями? Для чего они, влекомые им, покинули богатые города, вновь оказавшись в нетопленных палатках? Неужели слава завоеваний — это что-то другое, отличное от роскоши и почета? Неужели стоило так долго воевать, чтобы стоять теперь нагим в полутемной изношенной палатке.
Александр не спеша пил подогретое вино, молча наблюдая за рабом. Он улыбался, словно видел насквозь все мысли Багоя.
— Не богато? — спросил царь, и юноша вздрогнул, вырываясь из тягостных раздумий.
Он мучительно старался найти слова, но не мог издать ни звука. Александр подошел ближе.
— Это согреет тебя, — протягивая килик, сказал он так просто, что Багой еще больше растерялся. — Хорошее вино. Выпей пару глотков.
Юноша глотнул вина. Оно было крепким, с терпким вкусом, таким же непонятным, как и тот, кто предлагал его. Багой скользнул взглядом по изощренным зигзагам шрамов.
— Хочешь рассмотреть карту моих побед? — спросил Александр, когда Багой нерешительно коснулся пальцами рубцов на его груди.
Юноша вздрогнул, испугавшись, что опять сделал что-то не то.
— Они не кусаются, — улыбнулся Александр. — Смотри. Это Херонея. Вот Александрополис, а это Пинар. Гавгамеллы. Наверное, Дарий не был столь залатан, как я?
— У него не было шрамов, — признался Багой.
— Ни одного? — не поверил Александр.
— Только на колене, когда он в детстве упал с коня.
Александр довольно откинулся на подушки и замолчал, позволяя евнуху завладевать своими ощущениями. Это было тело воина, с загрубевшей кожей на внутренних сторонах бедер и ладонях, закаленное солнцем на шее и груди, упругое и не избалованное. Оно откликалось на изощренные ласки, доверчиво раскрываясь им навстречу. Уставшее и сильное, привыкшее к лишениям и труду, выносливое и непритязательное. Прекрасное и гармоничное. Багой ловил его отголоски, как опытный музыкант, настраивая тонкий инструмент, чтобы он зазвучал стройно и красиво, выплескиваясь страстными переливами и тончайшими нотами, чтобы после управлять им, следуя звукам прекрасной мелодии. Багой почувствовал, что никто никогда не играл на нем, затрагивая самые глубинные и тонкие струны, никто не заставлял их дрожать в томном звуке под прикосновениями пальцев умелого музыканта.
После, утомленный, Александр заснул, как младенец. Внезапно и глубоко. Багой приподнялся на локте, чтобы, наконец, рассмотреть, того, кто только именем своим заставлял трепетать народы. Этот дикий варвар, черный бог, двурогий Искандер спал, разметавшись на подушках и… Он улыбался во сне! Невысокий лоб, крупный нос, пухловатые губы не позволяли сравнить его с теми мраморными эталонами, что Багой привык видеть с детства, но дерзкая харизма его, даже спящего, ломала все представления о красоте, воздвигая ему свой, отдельный, высокий постамент. Для раболепного мальчика Александр еще не был богом, но Багой уже почувствовал непреодолимое желание преклонения. Он осторожно, словно лишенный плотского тела, выскользнул из кровати, свернулся бесшерстным щенком в углу и заснул, обняв худые колени. Он не чувствовал ни боли, ни омерзения, которых ждал и готовился принять. Неясный благоуханный чужой запах пропитал его кожу. Разгоряченное тело Александра сочилось приятным ароматом, незнакомым, сильным, совершенно неведомым доселе. Юноша еще ощущал поцелуи царя, не столь умелые, но искренние, благоуханные, приправленные ароматом знойного винограда, источающие изумительное соцветие амброзий.
Надо отметить, что Александр щедро платил за привязанность и любовь. Очень скоро Багой в полной мере испытал это. Хотя по отношению к самому себе царь был более, чем скромен, однако никогда не забывал проверить, чтобы палатка раба отапливалась в холода, и он не нуждался ни в еде, ни в чем-либо другом. При случае Багой получал в подарок дорогую одежду и украшения. Александр даже назначил ему постельничего и прислужника. Багой в свою очередь настроил свою жизнь на безостаточное служение царю. Саламин учил перса игре в любовь, но в отношениях с Александром Багой был честен. Он научился просто любить его.