Гефестион поклонился, усмехнувшись, а после быстро направился к выходу. Все, на что он натыкался, с грохотом полетело на пол: стол, кресло, подставка с царскими доспехами, чан с водой для умывания. Македонец тараном пробивал себе дорогу, пока не скрылся за пологом, и Александру ничего не оставалось, как просто смотреть ему вслед. Налетев на выходе на Багоя, Гефестион выругался, брезгливо отшвырнул того, как кусок намокшей в отхожем месте тряпки, и пошел прочь. Весь вечер и ночь перс просидел в углу, не спуская с царя взгляда. Александр так и не прилег, ничего не ел и даже отказался от вина. То и дело в шатер прибывали соглядатаи, сообщая о передвижениях сына Аминты. Тот пил полночи с солдатней, путался с дешевыми женщинами, а когда уже не мог ни того, ни другого, свалился, запутавшись в растяжках возле палатки Неарха. Александр приказал нести его обратно, но Гефестион сопротивлялся так, что наварх уговорил царя оставить его в своем шатре. Думы одолевали Александра, он мрачнел на глазах, и Багой уже видел по его лицу, что решения нет. Но вдруг подобно лучу пробившемуся сквозь грозовую тучу проскользнула зыбкая надежда. Перс подумал о Птолемее. Не зря среди военачальников он стяжал прозвище многоумного Одиссея.
Багой выскользнул из шатра и крадучись тенью пошел к сыну Лага.
— Я знал, — начал Птолемей, как только увидел перса, — что это дерьмо придется разгребать мне.
Багой поклонился, и только после смог закрыть рот. Выражение изумления так и не сошло с его лица.
— Я удивлюсь, если тебя послал Александр. Прошло еще не там много времени, чтобы он отчаялся найти разумное решение.
Багой отрицательно закивал головой, так не в силах выдавить ни слова.
— Что ж, — Птолемей погладил холеную бороду. — Скажи-ка мне, дружок, Александр еще не стер подошв? Думаю, парасангов, эдак, пять-шесть он уже протопал? А ты хитер. Похвально.
— Птолемей, — извернулся Багой. — Последние события…
— Дерьмо, а не события! — перебил македонец. — Ничего удивительного, что Гефестион вляпался по самые уши! Я тоже не сильно рад его несдержанности.
Птолемей погладил раненую руку.
— Однако, — продолжил сын Лага, явно наслаждаясь свалившейся на него миссией, — выбора нет. Александр просто не оставил его. Пойди к царю. Все, кроме смерти можно выправить. Думаю, к утру все сладится.
Багой вернулся в шатер, застав царя задремавшим за столом. Ладонь, словно подпорка колонны поддерживала тяжелую голову, которая то и дело соскальзывала, рискуя упасть и удариться о доски. Александр казался пьяным, упорно борющимся с тяготением. Багой проскользнул мимо невесомой тенью, схватил с кровати плащ и осторожно накрыл плечи повелителя.
— Птолемей, — в голосе царя слышались нотки неуверенности. — Ты — великий миротворец…
— Александр, — не дослушал Лагид, протягивая царю кубок. — Я тоже рад, что все разрешилось.
— Ты даже не спросишь, зачем я пришел?
— А какая разница? Хотя, впрочем, справиться о моем здоровье, наверное.
— Верно.
— Надеюсь, — Птолемей присел на край стола, — наш неистовый друг не сильно помялся за ночь? Неарх рвет и мечет. Гефестион совершенно не дал ему спать, и теперь он объедается у Кратера, компенсируя недосып.
— А что Кратер?
— Кратер? А что ему сделается? Спокоен и велик. Стиснул меня лапищами, а потом извинялся, что про царапину забыл.
— Покажи, что с рукой.
— Лень. Поверь, Александр, с бо′льшим удовольствием, я бы сыграл с тобой партию в кости.
— Будь по-твоему.
Александр поставил кубок и дружески похлопал Птолемея по плечу.
— И все ж, спасибо.
* * *
Багой очнулся, когда понял, что паланкин опустили на землю. Он одернул шторку, тяжело свесив ноги. Ему показалось, что за эти дни он превратился в глубокого старика. Дворец был словно пропитан вязкой массой, преодолеть которую стоило немалых усилий. Было тяжело дышать. Казалось, те, кто находились вокруг, поглотили весь воздух. Где-то вдалеке рыдала Роксана и, словно в псарне, ей подвывали рабыни. Суеты не было. Повсюду висела удушливая тишина. Шепот, похожий на шелестение увядшей травы, таял, уносимый легким колыханием. Багой остановился около зала, собираясь с силами, чтобы войти. Он взглянул на мальчика стража у двери. Тот до крови кусал губы, стараясь сдержать слезы, но они непослушно и молча катились по щекам. Багой вопросительно качнул головой, и страж понял беззвучный вопрос.
«Кончается», — прошептал он, но тут же вновь прикусил губу, словно испугался собственных слов.
Перс вошел в зал, наполненный неподвижными живыми статуями. Встревоженная муха метнулась прочь, с грохотом ударилась о стену и, недовольно и пронзительно жужжа, перелетела на другое место. Сквозь распахнутые ставни валил отяжелевший сумерками воздух, принося с собой запахи города. Сероватая белизна уже подернула лицо Александра, сгоняя со щек яркий нездоровый румянец. Он тяжело сглотнул. Глоток прокатился сквозь прозрачную кожу на шее и застыл в груди…