— „Не кажется ли вам“, — Александр обратился к кардианину Ксенодоху намеренно громко, — „что эллины среди македонцев кажутся полубогами, расхаживающими среди зверей“?!
— Македонцы! Братья! — Клит обвел толпу горящим взглядом. Губы его сложились в столь натянутую досадную линию, что, казалось, она вот-вот лопнет от напряжения. — Спросите его, чего он хочет?! Зачем „приглашает к обеду людей свободных, имеющих право говорить открыто: пусть живет с варварами и рабами, которые будут падать ниц перед его персидским поясом и беловатым хитоном“!
Вокруг Клита уже собралась большая толпа, и Багоя кто-то отпихнул словно щенка, путающегося под ногами.
— Неблагодарный! Кто дал тебе право говорить мне это теперь, когда я доверил тебе большую часть своей империи?! „Ты думаешь, мне приятно, что ты постоянно говоришь об этом и мутишь македонцев“?!
— „Ты мне назначаешь Согдиану, которая столько раз восставала и не только еще не покорена, но и не может быть покоренной! Меня посылают к диким, необузданным от природы зверям! Но я не говорю лично о себе! Ты презираешь воинов Филиппа, забывая, что если бы этот старик не остановил молодых, бежавших из сражения, то мы бы до сих пор сидели бы под Галикарнасом! В самом деле, каким образом ты с этими юнцами завоевал Азию“?! Где, по-твоему, были проверенны старые стратеги?!
— Ты слишком заносишься, Клит! Если ты не замолчишь сейчас, сам же впоследствии укоришь меня, что я оставил тебя в живых!
— „Если нужно умереть за тебя, я, Клит, готов первый! Но когда ты награждаешь за победу, то преимуществом пользуются те, кто злостно поносит память твоего отца“!
— Довольно!
Лицо Александра залила алая краска. Он вывернулся из рук Гефестиона и соскочил с ложа. Схватив яблоко, царь со всей злостью, что мог вместить, швырнул его в полководца.
— Достойная награда за верность!
— Уберите его с глаз! Иначе, клянусь, будете жалеть об этом!
Птолемей и Аристон схватили царя, стараясь удержать, хотя он рвался, раздавая побои всем без разбора. Телохранители Александра поволокли Клита вон из зала, но у самых дверей он вырвался.
— Я своей грудью во всех битвах прикрывал тебе спину! А теперь само воспоминание об этом так ненавистно тебе! И Аттал, и Парменион, и Филота уже познали твою благодарность! Кто следующий?! Я?! Почему вы все молчите?! Разве мои слова не правдивее ответа оракула Юпитера, что якобы признал в нем сына?!
Александра силой уложили на ложе. Он неистовствовал, разметая все, что попадалось под руку. Еще долго слышались за закрытыми дверями стенания Клита, пока Гефестион первым не пришел в себя.
— Музыку! Где этот нерадивый евнух?! Тащите его сюда! Пусть пляшет!
Багоя вытолкали на середину зала. Раздались звуки музыки, но перс так и остался стоять, пораженный и обездвиженный.
— Танцуй, персидская кукла! — орал Гефестион, навалившись всем весом на царя. — Танцуй, пока я не отправил тебя кусками в Аидово царство!
Багой все же сделал несколько движений, но в тот же момент Александру удалось соскочить с места. Он нервно заметался по залу, рыча словно зверь, попавший в аркан. Виночерпий поднес царю вина, но он выхватил кубок, с силой швырнув об пол.
— Вы слышали, какую благодарность я заслужил?!
— Остынь, Александр, — пытался Птолемей, опуская руку на плечо царя. — Вино сыграло с ним злую шутку. Согдиана кажется ему недостойным предложением. К тому же, ты же знаешь заносчивый характер Клита. Он никогда в действительности не думает, что говорит. Уверен, завтра, проспавшись, он устыдится своих слов.
— Он оскорбил меня, это ладно! Но как он посягнул на Амона?!
— Амон — справедливый бог. Думаю, он пропустит мимо ушей слова кичливого, пьяного гордеца.
Александр немного успокоился и вновь возлег на ложе.
— Слава небожителям, — сказал Гефестион, пристраиваясь рядом, — все уже кончилось.
— Это не кончится никогда! Я слишком долго терплю его нападки! Так он перебаламутит всю армию!
— Давай думать об этом завтра, а сегодня вернемся к трапезе. Такой чудный обед испорчен. Давай лучше смотреть на танцы твоего мальчика. Погляди, он ни жив, ни мертв. Багой! Царь желает вина и танцев!
Гости понемногу успокоились. Заиграла музыка, виночерпии засуетились, щедро наполняя кубки, праздник продолжился. Багой танцевал, не в силах унять дрожь, путался в движениях, но этого уже никто не замечал.
— „Как ложен суд толпы“! (2) — вдруг послышался голос Клита. — А где ж Амон?! Не вижу его на чудном этом обеде!
Клит вошел через заднюю дверь, направляясь в центр нетвердыми шагами. Александр соскочил с ложа, в считанные мгновения оказавшись рядом с обидчиком, но вновь был спеленат жесткими руками Аристона. Телохранители окружили царя, а Клит лишь рассмеялся:
— Боишься меня?! Зря! Ты ведь богосын! Что тебе смертный?!
Царь взвыл от бессилия достойно ответить полководцу.
— Заговор! — кричал Александр уже нечеловеческим голосом. — Стража! Заговор супротив царя! Трубача!
Александр извернулся и выхватил копье из рук телохранителя, но Пердикка успел остановить его. Лицо царя побелело, глаза сделались безумными, и он закричал на македонском языке: